Йорг Циттлау - От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир

Такая судьба была ему предначертана. Кажется, уже при рождении мир не хотел его принимать. Он шел неправильно, ягодицами вперед. Врач за тот день уже принял 9 родов и не имел никакого желания заниматься еще одними, поэтому дал его матери лекарство, приостанавливающее родовые схватки. Лишь после 36 часов мучений и боли Фрэнк наконец появился на свет. Это случилось 21 декабря 1940 года. У него вокруг шеи была обвита пуповина, а кожа выглядела дряблой и темной.

Фрэнк выжил. Впрочем, он все равно отличался от других детей. В три года он носил матросский костюмчик, а на его шее висела деревянная дудочка. Он постоянно в нее дул, чем нервировал всех вокруг. Однако скорее у Фрэнка были проблемы с окружающим миром, чем у окружения с ним. Его отец работал на американское министерство обороны, и ему все время приходилось переезжать. К тому времени, как Фрэнку пришло время получить аттестат зрелости (в 1958 году), его семья из шести человек уже восемь раз поменяла место жительства. Второй проблемой было его хрупкое здоровье: мальчик страдал астмой и постоянными заболеваниями дыхательных путей. Переезды и частые болезни привели к тому, что Фрэнк не имел постоянных друзей. Он все время оставался один и пытался завоевать любовь сверстников клоунским поведением. «Он был приятным мальчиком, но всегда немного странным», – вспомнила его одноклассница.

Фрэнк избегал шумных мероприятий. Вместо этого он закрывался дома среди книг или шил одежду для кукол – не совсем типичное для мальчика поведение. Однако когда Заппа станет взрослым, это принесет свою пользу – он сможет самостоятельно чинить свою сценическую одежду. Еще он любил экспериментировать со взрывчатыми веществами. «Мой отец хотел, чтобы я занимался наукой, – рассказал Заппа в одном интервью, – и мне была интересна химия, но мои родители не пожелали обеспечить меня нужным оборудованием, потому что меня интересовало лишь то, что подлетает в воздух». Поэтому Фрэнк экспериментировал с тем, что находил вокруг себя, например с пулями, которые крал из соседского гаража. Он превращал их в маленькие желто-оранжевые огненные шары. В другой раз он смастерил из остатков фейерверка бомбу, которая взорвалась прямо у него между ног и, как он потом любил рассказывать, «чуть не отбила все яйца». В 15 лет он смешал цинк и серу с порохом химической бомбы в картонном стаканчике из школьного буфета и поджег его перед родительским собранием. От зловонной смеси кое-что осталось. Заппа спрятал ее в своем шкафчике, но руководство школы нашло остатки. Его не исключили из школы только потому, что мать убедила директора, что семья скоро снова переезжает и забирает своего сына – любителя пиротехники с собой.

Свой первый опыт музыканта Заппа приобрел, играя ударником в школьной группе. Ему было тогда 11 лет. Мальчик не обладал особым талантом ударника, но уже в 12 сочинил свое первое произведение: соло для малого барабана, которое назвал «Мыши». Вначале он подражал музыкантам, работающим в стиле ритм-н-блюз, что, без сомнения, отражало интересы большинства детей его времени. Другим его вдохновителем стал Эдгар Варез, представитель «новой музыки», в которой сознательно ломаются классические приемы. Такие вещи, как гармония, мелодия и ритм, в ней не играют роли. Для неопытных слушателей это кажется крайне необычным, большинство людей не понимают подобную музыку. Не зря Варез писал о своем произведении «Ионизация»: «Ничего кроме ударников – диссонирующая и ужасная, самая ужасная музыка в мире». С такой музыкой, конечно, не подняться на верхушки чартов – имя Вареза до сих пор известно лишь посвященным. Однако молодой Заппа увлекся им. Когда он представил родителям «Ионизацию» – произведение для 13 ударников и 37 ударных инструментов, хватило нескольких минут, чтобы его мама прекратила «концерт» и категорически запретила когда-либо включать эту пластинку. Сын яростно запротестовал, но она сказала: «Хорошо, тогда иди в свою комнату с проигрывателем». С тех пор она редко видела Фрэнка, а проигрыватель навсегда исчез из ее жизни.

Сын с произведениями Вареза удалился в свою комнату. Он отметил самые лучшие места на пластинке мелом, чтобы снова и снова их прослушивать. Затем он ставил пластинки Хаулина Вулфа, Мадди Уотерса и Лайтнина Слима. Он колебался между двумя совершенно разными мирами: простым, мелодичным и страстным чикаго-блюзом и сложным, многострадальным Варезом. Это примерно так, как если бы целый вечер вы мешали эксклюзивные коктейли и бутылочное пиво. Обычные люди так не делают, но для ботаника это настоящее наслаждение.