Эрих Фромм - Миссия Зигмунда Фрейда

Можно упомянуть еще одну идентификацию, хотя и имеющую гораздо меньший вес по сравнению с Ганнибалом и Моисеем: идентификацию с Колумбом. После того как Юнг покинул движение, Фрейд заметил: «Знает ли кто-нибудь теперь, с кем отплыл Колумб, когда открыл Америку?» [7; Vol. 2; 127]. Сон, который Фрейд видел в конце жизни, показывает, какой глубокой была идентификация с героями-победителями: в поезде, доставившем его из Парижа в Лондон во время бегства из Вены, Фрейду приснилось, что он высаживается в Пивенси, где в 1066 году высадился Вильгельм Завоеватель (см. [7; Vol. 3; 228]). Какое поразительное выражение гордости и уверенности в себе, которые ничто не могло сломить! В конце жизни, прибыв в Англию старым больным беженцем, Фрейд бессознательно полагал, что прибывает туда как герой и завоеватель.

Учитывая очевидное постоянство идентификации Фрейда с великими вождями, от маршалов Наполеона до Ганнибала и Моисея, совершенно удивителен вывод Джонса о том, что все это осталось в прошлом. «Что имеет значение, – пишет Джонс, – так это необыкновенные перемены, которые должны были произойти с Фрейдом в возрасте шестнадцати или семнадцати лет. Исчез драчливый мальчишка, яростно сражавшийся со сверстниками, полный воинственного духа подросток, юноша, который мечтал стать министром и править нацией. Было ли таким уж судьбоносным двухдневное случайное знакомство с крестьянской девушкой?» [7; Vol. 1; 53]).

Нет, конечно, знакомство было не таким уж судьбоносным (речь идет о девушке, в которую Фрейд был недолго влюблен). Ничто из этого не было судьбоносным, поскольку Джонс просто ошибается, делая вывод о том, будто все юношеские фантазии и желания исчезли. Они приняли новые формы и стали отчасти менее осознанными. Мальчик, мечтавший стать министром, превратился в человека, стремившегося стать подобным Моисею и принести человечеству новое знание, знание, которое станет последним словом в понимании человека. Ни национализм, ни социализм, ни религия не могли указать путь к лучшей жизни; полное понимание человеческого разума должно было показать иррациональность всех этих ответов и повести человека так далеко, как он только способен пойти: к трезвой, скептичной, рациональной оценке прошлого и настоящего, к принятию фундаментально трагической природы своего существования.

Фрейд видел себя в роли вождя интеллектуальной революции, который совершил последний шаг, доступный рационализму. Только понимая это стремление Фрейда принести человечеству новую весть – не благую, а реалистичную, – можно понять его творение : психоаналитическое движение .

Что за странный феномен – это психоаналитическое движение! Психоанализ представляет собой лечение невроза и одновременно является психологической теорией, общей теорией человеческой природы и конкретно – существования бессознательного и его проявлений в снах, симптомах, характере и всех символических произведениях искусства. Существует ли другой пример терапии или научной теории, преобразовавшейся в движение, руководимое тайным комитетом, изгоняющее отступников, ставшее международной организацией, имеющей местные отделения? Никакой вид медицинского лечения никогда не превращался в такое движение. Если рассматривать психоанализ как теорию, ближайшим аналогом был бы дарвинизм – революционное учение, проливавшее свет на историю человечества и менявшее представление о мире более фундаментально, чем какое-либо другое в XIX веке, – однако дарвиновского движения не существует, не существует директории, которая бы его возглавляла, нет чисток, когда определялось бы, кто имеет право называть себя дарвинистом, а кто утратил эту привилегию.

Почему психоаналитическое движение приобрело такую уникальную роль? Ответ отчасти заключается в приведенном выше анализе личности Фрейда. Он был действительно великим ученым, но, как и Маркс, великий социолог и экономист, Фрейд имел и другую цель, не свойственную людям, подобным Дарвину: он хотел преобразовать мир. Под маской врача и ученого Фрейд был одним из великих реформаторов мира начала XX века.

На следующих страницах я постараюсь показать странный квазиполитический характер психоаналитического движения. Едва ли можно найти лучшее вступление к этой теме, чем привести оглавление первой части третьего тома написанной Джонсом биографии Фрейда, озаглавленной «Жизнь». Подзаголовки в этой части таковы: «Выход из изоляции (1901–1906)», «Начало международного признания (1906–1909)», «Международная психоаналитическая ассоциация, оппозиция, разногласия (1911–1914)», «Комитет; годы войны (1914–1919)», «Воссоединение, дискуссии, прогресс и несчастья», «Слава и страдания», «Последние годы в Вене», «Лондон – конец».