Малала Юсуфзай - Я – Малала

Я никак не могла понять, чего хотят добиться талибы.

– Они оскорбляют нашу религию, – повторяла я во всех своих интервью. – Сможете ли вы поверить человеку, который приставит дуло пистолета к вашей голове и заявит, что ислам – единственная истинная религия? Если они хотят, чтобы все люди в мире приняли мусульманство, почему бы им самим для начала не стать хорошими мусульманами?

Отец постоянно приходил домой бледный, с трясущимися руками и рассказывал, что стал свидетелем очередного кошмара или же слышал жуткие рассказы. Тут и там на городских улицах выставляли отрубленные головы полицейских. Даже те жители долины, которые первоначально принимали Фазлуллу с восторгом, отдавали ему и его людям деньги и драгоценности, считая талибов защитниками ислама, теперь с ужасом взирали на их деяния. Отец рассказывал мне о женщине, которая щедро жертвовала деньги талибам, пока муж ее работал за границей. Когда он вернулся и обнаружил, что жена отдала боевикам не только деньги, которые он посылал домой, но и все свои украшения, его ярости не было предела. Как-то раз в деревне, где они жили, раздался взрыв. Женщина заплакала от страха.

– Не плачь, – сказал ей муж. – Это грохочут твои серьги и кольца. Наверное, сейчас настанет черед браслетов и ожерелий.

И все же мало кто осмеливался открыто выступать против Талибана. Ишан уль-Хак Хаккани, политический соперник моего отца во времена учебы в колледже, ныне стал известным журналистом и работал в Исламабаде. Он организовал конференцию, посвященную ситуации в долине Сват. Ни один из юристов и общественных деятелей Свата не согласился выступить на этой конференции. Приглашение принял только мой отец и несколько журналистов. Казалось, люди уверены, что талибы пришли навсегда, бороться с ними бесполезно и самое разумное, что можно сейчас сделать, – попытаться приспособиться к их власти.

– Самый надежный способ защититься от талибов – примкнуть к ним, – говорили в народе.

Поэтому многие молодые люди вступали в движение Талибан. Впрочем, иногда у них не было выбора. Талибы врывались в дома, требовали у хозяев денег на покупку оружия, а если денег не было, забирали их сыновей. Многие богатые люди бежали за границу, а бедным приходилось идти на все, чтобы выжить. Семьи, где отцы работали в шахтах или странах Персидского залива, остались совершенно беззащитными, и их сыновья были для талибов особенно легкой добычей.

Опасность подбиралась все ближе. Как-то Ахмед Шах получил письмо, в котором неизвестные люди угрожали убить его. После этого он поехал в Исламабад, рассчитывая привлечь внимание властей к тому, что творится в нашей долине. Самым страшным было то, что люди перестали доверять друг другу. Некоторые даже с подозрением косились на моего отца.

– Каждый день кого-нибудь убивают, а Зияуддин до сих пор жив, хотя он открыто ругает талибов! – говорили они. – Наверняка он их тайный агент!

На самом деле отец получал множество угроз, но скрывал это от нас. Он был так занят, входил в такое количество организаций и комитетов, что часто приходил домой за полночь. Отец постоянно ждал, что талибы придут за ним, и, чтобы не подвергать нас риску, иногда ночевал в доме одного из своих друзей. Мысль о том, что его убьют на наших глазах, была для отца невыносима. Я не смыкала глаз до тех пор, пока он не возвращался. После этого я сама запирала ворота. Когда отец был дома, мама приставляла лестницу к стене на заднем дворе, чтобы в случае опасности отец мог перебраться на другую улицу. Отца подобная предосторожность только смешила.

– Может, наш маленький Атал, шустрый, как белка, и смог бы проделать подобный трюк, но мне вряд ли это под силу! – говорил он.

Мы с мамой постоянно строили планы действий на случай прихода талибов. Мама пробовала класть под подушку нож, но вскоре поняла, что вряд ли сумеет пустить его в действие. Тогда мы решили, что я выскользну в туалет и позвоню в полицию. Братья подумывали прорыть под домом туннель. Я мечтала о волшебной палочке, одного взмаха которой было бы достаточно, чтобы уничтожить незваных гостей.

Однажды я увидела, что мой маленький братишка Атал копает землю в саду.

– Что ты делаешь? – спросила я.

– Рою могилу, – ответил он.

Со всех сторон поступало столько известий о смертях и убийствах, что даже маленькие дети думали о гробах и могилах. Раньше дети играли в «полицейские и воры», теперь – в «талибы и солдаты». Палки изображали автоматы Калашникова, пустые бутылки – бомбы; если взрослые беспрестанно убивали друг друга, детям оставалось лишь подражать им.