Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Короче говоря, «Шагреневая кожа» – один из лучших романов, написанных в состоянии полного изнурения. «Измерял ли ты свою шагреневую кожу, – спросил Бальзака знакомый, – после того как сделал ремонт в квартире и твоя ужасно современная карета начала привозить тебя домой в два часа ночи?» Бальзак, как Рафаэль, расплачивался за свои познания. Но в подробностях новой жизни, заполненной до предела, и в постоянном желании получить новые впечатления чувствуется мощная сила остранения и сосредоточенности. Бальзак мог, или заставлял себя в силу характера, одновременно преследовать разные цели. У него имелся талисман, помогавший ему избежать бессмысленного расточения энергии. Этот талисман – чувство юмора. С его помощью он выживал в тесном, злобном мирке литературного Парижа. Многие считали Бальзака наивным, но человек, пославший якобы смертоносный паштет своему издателю, был способен даже свою ненависть переложить в литературу. Все его оскорбления занимательны. Подобно Флоберу, Бальзак считал себя знатоком человеческой глупости. Чем больший размах приобретало его творчество, тем больше материала он находил для своих романов. «Примерно двадцать четыре часа я бурлю от гнева; в то время я мог бы убить его, – писал он об Амедее Пишо, редакторе, не оказавшем Бальзаку должного почтения, – но потом я вспоминаю о творчестве. К своим книгам я отношусь как султан, у которого столько детей, что он уже не помнит, кто от какой матери появился на свет» 474. Даже разногласия с новым управляющим «Ревю де Пари» преломились в упражнение в этимологии в одном «Озорном рассказе»: «Фамилия упомянутого настоятеля была Пико или Пикол, от слова picottin, picoter pi-corer (“клевать” или “красть”). Некоторые называли его Пито или Питол, откуда произошло pitance (“жалкие гроши”); другие, на южном диалекте, называли его Пишо, что значит “жалкое создание”» 475.

Бальзак часто метался из стороны в сторону и развивался не так быстро, как ему хотелось бы. Причина заключается в том, что цели, которые он перед собой ставил, отодвигались по мере того, как он шагал вперед. «Шагреневая кожа» – не только символ, но и факт, который можно подержать в руках. В конце «Человеческой комедии» приводятся планы и наброски, которые Бальзак так и не успел воплотить в жизнь или завершить. Тонкий срез его опубликованного творчества отражает непропорциональное количество надежд и желаний, которое усыхает, как шагреневая кожа, до размера ивового листа 476.

Бальзаку давно хотелось написать серию рассказов в раблезианском духе. Она получила известность под названием «Озорные рассказы» (Contes Drolatiques). По словам автора, их якобы «собрали в монастырях Турени» к радости поклонников Рабле. Бальзаку нравилось видеть в «Озорных рассказах», часть же представляет собой коллаж уже известных историй, свою главную заявку на вечность 477, хотя удивительная оценка на самом деле порождалась страхом, что их забудут – как то периодически и случалось. В более хладнокровном состоянии он называл «Озорные рассказы» «арабесками» или набросками, любовно нацарапанными на лице «Человеческой комедии» 478. Предполагалось, что их будет сто, но в конце концов издали всего тридцать, в трех выпусках по десять рассказов. Только Бальзак мог назвать тридцать историй «фрагментом». Иногда их можно найти на полке заштатного книжного магазина с пышногрудой красоткой на обложке. Аннотация гласит: «Самые яркие, самые скандальные из всех историй в полном, несокращенном, переводе» 479. Подобный отзыв в чем-то избыточен. Даже после самого бережного сокращения от «Озорных рассказов» осталась бы тоненькая брошюра, которую не стоило издавать. Все истории в духе фаблио написаны на средневековом французском, который изобрел сам Бальзак, дополнены архаизмами и архаическим синтаксисом. Местами повествование кажется совершенно неразборчивым изза чудесных звукоподражаний, которым не нашлось места в словарях Французской академии.

Сюжеты «Озорных рассказов» стали формой протеста против нового буржуазного общества, не питавшего уважения к поистине важным аспектам человеческого бытия. Речь в них идет о некрофилии, нимфомании, адюльтере и телесных отправлениях. «Озорные рассказы» – своего рода оргия в игровой комнате писателя; слова танцуют, как музыкальные ноты в «Фантазии». Первый сборник вышел в свет весной 1832 г., когда разразилась эпидемия холеры. Это кажется дурным совпадением, но на самом деле выход «Озорных рассказов» стал вполне уместным, так как Париж на время погрузился в Средневековье: во время эпидемии ввели комендантский час, в полночь по улицам возили трупы, а когда уничтожили свалки, возмутились мусорщики.