Время шло, а Коля по-прежнему отлынивал от работы, доводя Шехтеля до отчаяния: «Он положительно страдает какою-нибудь манией, в силу которой он все свои поступки, иногда даже преступные, видит в розовом свете <���…> Простите, что я Вам надоедаю, но что мне делать? <���…> Верните, пожалуйста, доски [для иконостаса] посыльному. ..»
Еще одно предупреждение пришло от домовладельца Корнета: «Сообщите, где ночует Ваш брат Николай Павлович, художник. Сегодня был инцидент. Я поймал малого, подглядывающего в Ваши окна. Как бдительный хозяин, я парня припугнул <���…> Он мне покаялся, что он – Николай Павлович, снял номер у Медведевой <���…> и что-де три недели не знает, где ночует, а паспорта не дали! Сообщаю так подробно – дабы не вышло чего, чтобы штрафа Вам не заплатить» [145].
Чехов обратился к зятю Суворина, юрисконсульту А. Коломнину с просьбой выхлопотать для Коли освобождение от воинской повинности. Однако уклонение от призыва в тридцатилетнем возрасте не имело под собой законных оснований, и ни один из предложенных Коломниным советов спасти Колю не смог бы. В конце ноября Шехтель все еще разыскивал Колю, в глубине души надеясь на то, что его можно попытаться вызволить из беды: «Помогите, дорогой Антон Павлович! Я снаряжаю целую экспедицию для поисков Николая. <���…> На мои две телеграммы по адресу Кувалды – никакого ответа. Очевидно, его и там нет. Не был ли он у Вас? Пусть он мне лишь отдаст доски – больше мне ничего не надо. Зачем он меня вдвойне наказывает! Может быть, теперь он образумится, будет работать; я готов забыть все – лишь бы он работал».
Только благодаря Александру удалось напасть на Колин след – он вел к новой женщине. И лишь под Пасху 1889 года семейство Чеховых смогло увидеть своего блудного сына.
После демонстративного отъезда из Луки Александр дважды писал по секрету Маше, все еще допуская возможность женитьбы на Елене Линтваревой. Маша рассказала об этом Антону, и тот вступился за своего коллегу и товарища: «Теперь о твоем браке. <���…> Если ты во что бы то ни стало хочешь знать мое мнение, то вот оно. Прежде всего ты лицемер 84 пробы. Ты пишешь: „Мне хочется семьи, музыки, ласки, доброго слова, когда я, наработавшись, устал“. <���…> Ты <���…> отлично знаешь, что семья, музыка, ласка и доброе слово даются не женитьбой на первой, хотя бы весьма порядочной, встречной, а любовью. <���…> А любви нет и не может быть, так как Елену Михайловну ты знаешь меньше, чем жителей луны. <���…> Она врач, собственница, свободна, самостоятельна, образованна, имеет свои взгляды на вещи. <���…> Решиться выйти замуж она, конечно, может, ибо она баба, но ни за какие миллионы не выйдет, если не будет любви (с ее стороны)».
Александр отступился. Суворин, несмотря на собственные душевные муки, взялся вразумлять его – какое-то время Александр продержался в трезвости. Однако не прошло и двух месяцев, как он нашел для своей души «ласку», а для своих отпрысков – заботливую мать. В чеховскую семью вернулась Наталья Гольден, старая пассия Антона, его Наташеву. Об этом несколько заносчиво Александр писал 24 октября Антону: «За ребятишками ходит Наталья Александровна Гольден в качестве бонны. Она живет у меня, заведывает хозяйством, хлопочет о ребятах и меня самого держит в струне. А если иногда и прорывается в конкубинат, так это – не твое дело».
Началось все с того, что в «Новом времени» появилась заметка, в которой сообщалось о бедственном положении больного чахоткой литератора Н. Путяты, с которым Наталья Гольден состояла в родстве. Она пришла в редакцию узнать его адрес: «Разговорились. Я пригласил ее побывать у меня, посмотреть моих ребят. Она согласилась, и в результате нескольких вечеров, проведенных вместе „вдовцом и девой“, получилось то, что м ы живем теперь вместе. Она живет в одной комнате, я – в другой. Живем, ругаемся от утра до ночи, но отношения наши – чисто супружеские. Она мне – как есть по Сеньке шапка. Если родители, старость коих я намерен почтить примерным поведением, не усмотрят в сем „сближении“ кровосмешения, скоктания и малакии, то я не имею ничего и против церковного брака».
Антон получил письмо и от самой Натальи: «Многоуважаемый Антон Павлович! Знаю, что это письмо Вас крайне поразит, но и сама я не менее поражена. Чего на свете не бывает. Мне очень хотелось бы знать Ваше мнение обо всем случившемся. Искренно преданная Вам Н. Гольден» [146].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу