Лоуренс Аравийский - Семь столпов мудрости

Тем временем меня телеграммой вызвали в Египет. Аэроплан доставил меня в штаб объединенного командования, где Алленби из лучших побуждений воссоздавал разбитую британскую армию. Он спросил меня, что означают наши действия на железной дороге, или, скорее, не означают ли они чего-нибудь другого, кроме мелодраматической рекламы дела Фейсала.

Я объяснил, что надеюсь оставить эту железную дорогу в рабочем состоянии, но только до Медины, где норма денег, выделяемых на питание корпусу Фахри, меньше, чем для заключенных каирской тюрьмы. Самым надежным способом ограничить движение по линии, не убивая людей, было нападение на поезда. Станции были самыми защищенными объектами железной дороги, и поэтому мы предпочитали ослабление участков в ближайшем соседстве с противником, пока наша регулярная армия не пройдет обучение и не станет достаточно многочисленной и экипированной, чтобы окружить Маан.

Он расспрашивал меня о Вади-Мусе, потому что перехваченные турецкие сообщения говорили о намерении турок захватить ее путем внезапного нападения. Я объяснил, что мы пытались спровоцировать турок напасть на Вади-Мусу, были уверены, что они попадут в нашу ловушку, и пошли отдельными группами, а не массированной колонной и их летчикам не удалось определить нашу численность. Не могли подсчитать ее и их шпионы, поскольку даже мы сами не имели ни малейшего понятия о том, какова она была в каждый определенный момент.

Зато их численность мы знали точно, вплоть до отдельного подразделения и каждого солдата. Они считали нас регулярной армией и, прежде чем рискнуть выступить против нас, вычисляли совокупную силу, которую мы могли им противопоставить. Будучи менее ортодоксальными, мы точно знали, чем они могут нас встретить. Это было для нас решающим фактором, поскольку все эти годы арабское движение жило между понятиями «могу» и «сделаю». Мы не оставляли места случайности: действительно, постоянным лозунгом Акабы на устах у всех было «никакой подстраховки».

Когда наконец это произошло, крупная атака Джемаля на Вади-Мусу не наделала шума. Мавлюд действовал прекрасно. Он оголил свой центр и завлекал туда турок, пока они не разбили носы о вертикальные скалы арабского укрытия. А затем, когда они все еще терялись в догадках и несли потери, он запер их, обойдя с обоих флангов. Они так и не атаковали защищенную позицию арабов. Потери турок были тяжелыми, но полная растерянность, постигшая их, когда убедились в том, что никого из них почти не осталось, стоила им больше, чем прямые потери. Благодаря Мавлюду Акаба решила все проблемы своей собственной теперешней безопасности.

Главы с 69‑й по 81‑ю. К ноябрю 1917 года Алленби был готов к генеральному наступлению против турок по всему фронту. Арабы должны были сделать то же самое в своем секторе, но я побоялся бросить в бой все силы и вместо этого разработал специальную операцию перерезания железной дороги Ярмукской долины, чтобы дезорганизовать ожидавшееся турецкое отступление. Эта полумера провалилась, как того и заслуживала.

Октябрь был для нас месяцем опасений. Мы знали, что Алленби с Болсом и Доуни планируют нападение на линию Газа – Беэр-Шеба. Между тем турки представляли собою очень небольшую, но хорошо окопавшуюся армию. Они владели превосходными рокадными путями, их моральный дух, поддерживаемый последовательными победами, был высок настолько, что они воображали, будто все британские генералы не способны удержать то, что было завоевано их войсками в ходе тяжелых боев.

Это был самообман. Приход Алленби словно переменил англичан. Широта его взглядов развеяла туман личной или проявлявшейся у целых групп коллективной зависти, в атмосфере которой работали Мюррей и его люди. Генерал Линден Белл уступил место генералу Болсу, начальнику штаба Алленби во Франции, невысокому, живому, смелому и приятному, возможно, сухому тактику, но, в принципе, очаровательному человеку, в обществе которого Алленби обычно чувствовал себя комфортно и мог отдохнуть. К сожалению, ни один из них не был наделен умением проницательно подбирать кадры, но Четвуд считал, что их успешно дополнял третий член штаба – Гай Доуни.

Болс никогда не имел собственного мнения и не обладал никакими знаниями. Доуни являлся главным мозговым центром. Ему была не свойственна ни раздражительность Болса, ни спокойствие и понимание людей, доступное Алленби, который был человеком, привыкшим к тому, что на него работают другие люди; его образу мы поклонялись. Холодный, осторожный Доуни словно смотрел на наши действия суровым глазом, думая, думая без конца. За этой личиной он скрывал пылкие многогранные убеждения, солидную эрудицию в военной области и горькое понимание того, что обманут всеми нами и жизнью.