Тадеуш Бреза - Лабиринт

Поэтому воспользуйтесь тем, что у монсиньора Риго оказалась свободная минута, и извинитесь перед ним-я виноват, что так долго вас держал. Дольше, чем следовало.

Я склонился к его руке и поспешно вышел. В данный момент меня занимало только одно-как бы поскорее попасть в палаццо делла Канчеллерия; от пьяцца делла Пиллота это было далеко.

Но когда такси пробилось сквозь последний затор автомашин на углу проспекта Виктора Эммануила и палаццо Канчеллерия, все подробности моего визита к священнику де Восу внезапно сложились в единую картину. Пожалуй, я не обольщался относительно позиции отца де Воса; он принял меня у себя, наверху, чтобы подсластить пилюлю, и перевел стрелку на официальные пути Роты, когда понял, что фундамент у моего дела шаткий. Все это было мне ясно. Ясно как день. Меня охватило чувство безнадежности. Однако ни на мгновение я не допускал мысли о том, чтобы не пойти к монсиньору Риго. Не знаю, как объяснить, но если уж человек впряжется, так продолжает тянуть лямку, даже если это безнадежно и бессмысленно.

IX

Я вошел в здание Роты. Швейцар указал мне, как попасть на четвертый этаж. В канцелярию вела огромная лестница с широкими и низкими ступеньками. Поднимаясь по ней, я прикасался к каменной балюстраде, за которой раскинулся великолепный двор. Балюстрада была холодная, меня так и тянуло прильнуть к ней всем телом. Беспокойства я не испытывал-во всяком случае, в гораздо меньшей степени, чем накануне первого визита к отцу де Восу. Мне только хотелось бы лучше подготовиться к встрече с монсиньором Риго, посоветоваться с Кампилли, как вести разговор, чего остерегаться, на что нажимать. Я мало возлагал надежд на предстоящую встречу. И вместе с тем у меня не выходило из головы, что из списка лиц, составленного отцом, остались только двое: священник де Вое и монсиньор Риго.

Я уже знал, какой помощи можно ждать от первого. Если и от второго будет такой же толк, то неясно, что же мне еще остается делать в Риме.

Двор больше не был виден. Внутри здания лестница стала уже и с каждым этажом все круче. Наконец на светлой каменной стене появилась черная эбеновая дверь с большой медной табличкой "Sacra Rota" '["Священная Рота" (итал.)]. Я позвонил. Безрезультатно. Снова позвонил.

Никакого отклика. Я нажал ручку. Дверь была не заперта.

Небольшой вестибюль. В нише за черным столом-служитель, благоговейно складывающий выпуски каких-то ватиканских изданий. Несколько черных кресел-жестких, без обивки. Стены голые. Пусто и по-больничному чисто.

Я сообщил служителю, что меня вызвали к монсиньору Риго.

Ничего не ответив, он встал и пошел по одному из двух коридоров, которые вели из вестибюля. Он не спросил, как моя фамилия, вообще ничего не спросил, поэтому я последовал за ним. Тогда я услышал его голос-вежливый, но явно недовольный:

- Синьор, вы, кажется, у нас впервые. - В голосе звучало скорее сожаление, нежели упрек. - Ждать надо здесь.

Он указал рукой на кресло, ушел и вскоре вернулся.

- Монсиньор просит вас к себе, - сказал он. - Третья комната направо.

Он подвинулся, чтобы пропустить меня, но, пока я не нашел нужной мне двери, не тронулся с места, наблюдая за каждым моим шагом. Я постучал:

- Avanti! ' [1 Войдите! (итал.)]

Я вошел в просторный, обитый зеленой материей кабинет, в котором всего было много-мебели, картин, канделябров и зеркал. Монсиньор Риго, массивный, с большим розовым лицом, лишенным каких-либо характерных черт, чуть тяжеловато поднялся из-за стола. Приветствовал меня он мило. Проще говоряобычно, естественно. В Риме меня так встречали впервые. Без всякой скованности или подчеркнутого радушия, за которым скрывалось холодное безразличие, и без того пристального, недоверчивого интереса, который всегда так раздражал меня.

- Будем говорить по-итальянски или по-французски, как вы предпочитаете? - первым делом спросил монсиньор Риго. - А может, по-латыни?

Он не шутил, а выяснял. Только в веселой, легкой манере.

- У меня нет опыта в разговорной речи на латыни, а жаль, потому что меньше всего ошибок я делаю в этом языке.

- Как приятно, что вы так хорошо знаете латынь. А откуда, если не секрет?

Я ответил, что отец, мечтавший, чтобы я унаследовал от него адвокатскую канцелярию, с давних пор обучал меня латыни по разным древним сборникам булл и документов.

- О боже! - вздохнул с усмешкой монсиньор Риго. - Они написаны самой худшей в мире латынью!

Он слегка отодвинулся от стола. Выпрямился. Потянулся. Во время разговора он проделывал это несколько раз. Можно было подумать, будто такими движениями он хочет хоть немножко вознаградить себя за то, что постоянно прикован к столу. В противоположность священнику де Восу он поминутно меня прерывал. Отчасти потому, что уже был знаком с делом, но прежде всего потому, что его интересовала не обстановка, не характеристики людей, а только юридическая сторона конфликта и уточнение ситуации с точки зрения права. Остальное для него не имело значения.