Френсис Фицжеральд - Молодой богач

Энсон оплатил счет за разговоры - телефонистка безуспешно пыталась подшутить над величиной суммы - и вторично в этот день решился покинуть отель "Плаза", идя куда глаза глядят. У вращающейся двери стояла боком к свету женщина, очевидно, беременная, - когда дверь поворачивалась, на плечах ее колыхалась тонкая бежевая накидка, и всякий раз она нетерпеливо поворачивала голову, словно устала ждать. При первом же взгляде на нее что-то мучительно знакомое потрясло его до глубины души, но только приблизясь к ней на пять шагов, он понял, что перед ним Паула.

- Господи, это же Энсон Хантер!

Сердце его упало.

- Господи, это же Паула...

- Право же, это просто поразительно. Я никак не могу поверить, Энсон!

Она схватила его за обе руки, и он, увидев такую свободу обращения, понял, что воспоминания, связанные с ним, утратили для нее горечь. Но не для него он ощутил, как прежнее чувство, которое он некогда к ней питал, вновь закрадывается в душу, причем возвращается и та нежность, с какой он относился к ее жизнерадостности, которую боялся омрачить.

- Мы проводим лето в Райе. Питу пришлось приехать по делам сюда, на Восток, - ты, конечно же, знаешь, что я теперь миссис Питер Хэгерти, - ну так вот, мы взяли с собой детей и арендовали дом здесь, поблизости. Ты непременно должен к нам наведаться.

- Но удобно ли это? - спросил он напрямик. - И когда я могу заглянуть?

- Когда хочешь. А вот и Пит.

Дверь повернулась, пропуская рослого мужчину лет тридцати со смуглым лицом и коротко подстриженными усиками. Безупречная осанка выгодно отличала его от Энсона, чья полнота была особенно заметна под узкой визиткой.

- Напрасно ты стоишь, - сказал Хэгерти жене. - Давайте-ка присядем вон там.

Он указал на кресла в вестибюле, но Паула медлила в нерешительности.

- Лучше я поеду домой, - сказала она. - Энсон, почему бы... почему бы тебе не пообедать у нас сегодня вечером? Правда, мы только-только устраиваемся, но если тебя это не смущает...

Хэгерти сердечно поддержал приглашение.

- Останетесь у нас до утра.

Их автомобиль ожидал у подъезда отеля, и Паула утомленно опустилась на шелковые подушки.

- Мне так много нужно тебе сказать, - проговорила она, - что это, кажется, безнадежно.

- Я хочу знать, как ты живешь.

- Ну, - она улыбнулась Хэгерти, - это тоже разговор долгий. У меня трое детей - от первого брака. Старшему пять лет, среднему четыре, младшему три. Она улыбнулась снова. - Как видишь, я не теряла времени понапрасну, не так ли?

- Все мальчики?

- Мальчик и две девочки. А потом - потом много было всякого, год назад в Париже я развелась и вышла замуж за Пита. Вот и все - могу только добавить, что я бесконечно счастлива.

В Райе они подъехали к большому дому близ Приморского клуба, и навстречу выбежали трое темноволосых, худеньких ребятишек, которые вырвались от английской гувернантки и бросились к автомобилю с невнятными криками. Рассеянно и с трудом Паула обняла каждого по очереди, но они приняли эту ласку сдержанно, поскольку им, видимо, было ведено не виснуть на маме. Даже рядом с их свежими личиками кожа Паулы ничуть не казалась увядшей, - при всей ее физической вялости она выглядела моложе, чем в день их последней встречи в Палм-Бич семь лет назад.

За обедом она была немногословна, а потом, слушая радио, лежала на диване с закрытыми глазами, и Энсон уже подумывал, не стеснительно ли его присутствие в столь позднее время. Но в девять часов, когда Хэгерти встал и любезно сказал, что оставит их ненадолго вдвоем, она понемногу разговорилась и стала рассказывать о своем прошлом.

- Первый мой ребенок, - сказала она, - та старшая девчушка, которую мы зовем Милочкой, - я чуть не умерла, когда узнала, что мне предстоит ее родить, ведь Лоуэлл был для меня совсем чужим. Мне даже не верилось, что у меня может быть ребенок. Я написала тебе письмо, но тут же его изорвала. Ах, Энсон, ты так дурно со мной поступил.

Снова меж ними началось прежнее общение, которое то сближало, то разделяло их. В душе Энсона вдруг ожили воспоминания.

- Ведь ты, кажется, был помолвлен? - спросила она. - С девушкой по имени Долли, не помню ее фамилии.

- Я никогда не был помолвлен. Собирался один раз, но никогда не любил никого, кроме тебя, Паула.

- Полно тебе, - отозвалась она. И продолжала после короткого молчания: Теперь мне впервые хочется иметь ребенка. Понимаешь, я влюблена - наконец-то.

Он не ответил, потрясенный ее предательской забывчивостью. Должно быть, она заметила, что это "наконец-то" задело его за живое, а потому добавила: