Джон Голсуори - Сага о Форсайдах

- Хорошо ли ты вздремнул. Джемс?

Вздремнул! Он мучается, а она спрашивает, хорошо ли он вздремнул!

- Что такое с Дарти? - спросил он, глядя на нее пронизывающим взглядом.

Эмили никогда не теряла самообладания.

- А что ты слышал? - мягко спросила она.

- Что с Дарти? - повторил Джемс. - Он обанкротился?

- Какая ерунда!

Джемс сделал громадное усилие и поднялся во всю длину своей аистоподобной фигуры.

- Ты никогда ничего мне не говоришь. Он обанкротился.

Избавить его от этой навязчивой идеи казалось сейчас Эмили самым главным.

- Нет, - решительно ответила она, - он уехал в Буэнос-Айрес.

Если бы она сказала - на Марс, это не произвело бы на Джемса более ошеломляющего впечатления; его воображению, всецело поглощенному британскими акциями, Марс и Буэнос-Айрес представлялись одинаково смутно.

- Зачем он туда поехал? - спросил он. - У него нет денег. С чем он поехал?

Взволнованная услышанными от Уинифрид новостями и раздосадованная этими непрерывно повторяющимися жалобами, Эмили спокойно ответила:

- С жемчугами Уинифрид и с танцовщицей.

- Что? - сказал Джемс и упал в кресло.

Эта внезапная реакция испугала Эмили; поглаживая его по лбу, она сказала:

- Ну полно, не волнуйся, Джемс!

Багровые пятна выступили на лбу и на щеках Джемса.

- Я заплатил за них, - сказал он дрожащим голосом. - Он вор, я... я знал, чем это кончится. Он меня в могилу сведет; он...

Язык отказался служить ему, и он затих.

Эмили, считавшая, что она его так хорошо знает, испугалась и пошла к шкафчику, где у нее стоял бром. Но она не видела, как в этой хилой, дрожащей оболочке стойкий дух Форсайтов вступил в борьбу с непозволительным волнением, вызванным таким надруганием над форсайтскими принципами; дух Форсайтов, прочно внедренный в Джемсе, говорил: "Не сходи с ума, не горячись, этим не поможешь. Только испортишь себе пищеварение, с тобой случится припадок". И этот невидимый ею дух оказался сильнее брома.

- Выпей-ка это, - сказала она.

Джемс отмахнулся.

- О чем только Уинифрид думала, что она позволила ему взять свои жемчуга?

Эмили поняла, что кризис миновал.

- Она может носить мои жемчуга, - спокойно сказала она. - Я их никогда не надеваю. А ей нужно хлопотать о разводе.

- Вот до чего дошло! - сказал Джемс. - Развод! Никогда в нашей семье не было разводов. Где Сомс?

- Он сейчас придет.

- Неправда, - сказал Джемс почти злобно. - Он на похоронах. Ты думаешь, я ничего не знаю.

- Ну хорошо, - спокойно сказала Эмили, - но ты не должен так волноваться, когда мы тебе что-нибудь рассказываем.

И, взбив ему подушку и поставив бром на столик возле него, она вышла из комнаты.

А Джемс остался со своими видениями - Уинифрид в суде на бракоразводном процессе, имя Форсайтов в газетах, комья земли, падающие на гроб Роджера; Вэл идет по стопам отца; жемчуга, за которые он заплатил и которых он больше не увидит; доход с капитала, понизившийся до четырех процентов; страна, разорившаяся в прах; и по мере того как день переходил в сумерки и прошло время чая и обеда, видения становились все более путаными и зловещими - и ему ничего не скажут, пока ничего не останется от всех его денег, ему никто ничего не говорит. Где же Сомс? Почему он не идет?.. Рука его протянулась к стакану с глинтвейном, он поднес его ко рту и увидел сына, который стоял рядом и смотрел на него. Вздох облегчения разомкнул его губы, и, опустив стакан, он сказал:

- Наконец-то! Дарти уехал в Буэнос-Айрес! Сомс кивнул.

- Лучшего и желать нельзя, - сказал он, - слава богу, избавились.

Словно волна умиротворения разлилась в сознании Джемса. Сомс знает, Сомс - у них единственный, у кого есть здравый смысл - Почему бы ему не переехать сюда и не поселиться с ними? Ведь у него же нет своего сына? И он сказал жалобным голосом:

- В мои годы трудно совладать с нервами. Я бы хотел, чтобы ты побольше бывал дома, мой мальчик.

Сомс опять кивнул. Бесстрастное, словно маска, лицо ничем не выразило согласия, но он подошел и словно случайно коснулся плеча отца.

- Вам все просили кланяться у Тимоти, - сказал он. - Все сошло очень хорошо. Я заходил к Уинифрид. Я думаю предпринять кое-какие шаги.

И подумал: "Да, но ты не должен о них знать".

Джемс поднял глаза, его длинные седые бакенбарды вздрагивали, между концами воротничка виднелась тонкая шея, хрящеватая и голая.

- Мне так было плохо весь день, - сказал он, - они никогда ничего мне не рассказывают.

Сердце Сомса сжалось.

- Да что же, все идет своим порядком. И волноваться не из-за чего. Пойдемте, я провожу вас наверх, - и он тихонько взял отца под руку.