Карлос Кастанеда - Внутренний огонь

Дон Хуан мягко помог мне сесть и сел рядом.

- Помнишь ли ты, что произошло? - Спросил он меня.

Я сказал, что помню, и он настоял на том, чтобы я рассказал ему то, что видел. Его требование не соответствовало тому, что он говорил мне: что единственная ценность моего опыта - это движение точки сборки, а не содержание видений.

Он объяснил, что Хенаро пытался помогать мне и раньше, очень подобно тому, как он только что сделал, но что я ничего не помнил. Он сказал, что на этот раз Хенаро вел мою точку сборки так же, как и раньше, чтобы собрать мир с другими из великих диапазонов эманаций.

Последовало долгое молчание. Я был нем, поражен, однако мое сознание было ясным, как никогда. Я думаю, что понял, наконец, что такое настройка. Что-то во мне, что я активизировал, сам не зная как, давало мне уверенность, что я понял великую истину.

- Я думаю, что ты набираешь собственный момент движения, - сказал мне дон Хуан. - Пойдем домой: для одного дня и этого хватит.

- О нет, продолжай! - Сказал Хенаро. - Он сильнее быка. Его следует еще подготовить.

- Нет! - Сказал дон Хуан подчеркнуто. - Мы должны беречь его силы. Он и так уже достаточно получил.

Хенаро настаивал, чтобы мы остались. Он посмотрел на меня и подмигнул:

- Взгляни, - сказал он мне, указывая на восточную цепь гор. Солнце едва сдвинулось на дюйм на этих горах, а ты уже протопал в аду много часов. Не кажется ли тебе это чем-то чрезвычайным?

- Не смейся над ним без необходимости! - Запротестовал дон Хуан почти неистово.

Тогда-то я и увидел их маневр: в это мгновение голос видения сказал мне, что дон Хуан и Хенаро - это команда великолепных следопытов, играющих со мной. Именно дон Хуан всегда выталкивал меня за пределы моих возможностей, но он всегда позволял Хенаро перевесить. В тот день у дома Хенаро, когда я вошел в опасное состояние истерического страха, когда Хенаро допрашивал дона Хуана, следует ли меня еще толкнуть, а дон Хуан уверял меня, что Хенаро развлекается за мой счет, Хенаро в действительности боялся за меня.

Мое видение было настолько поразительным для меня, что я начал смеяться. Оба они посмотрели на меня с удивлением, затем дон Хуан,

- 110

казалось, понял, что со мной происходит. Он сказал об этом Хенаро, и оба они засмеялись, как дети.

- Ты взрослеешь, - сказал мне дон Хуан. - Как раз вовремя: ты и не слишком туп, и не очень-то блистаешь - точно так, как я. Но ты не похож на меня в своих заблуждениях. Здесь ты больше подобен нагвалю Хулиану, за тем исключением, что он был блистательным и в этом.

Он встал и потянулся. Он взглянул на меня совершенно проницающим, свирепым взглядом, какой я когда-либо видел. Я встал.

- Нагваль никогда никому не позволяет узнать, что он начеку, сказал он мне. - Нагваль приходит и уходит, не оставляя следов: свобода - это то, что делает его нагвалем.

Его глаза мгновение горели, а затем закрылись облаками мягкости, доброты, человечности и опять стали глазами дона Хуана.

Я едва удерживал равновесие: я безнадежно падал в обморок. Хенаро прыгнул ко мне и помог сесть. Оба они сели по бокам.

- Ты собираешься получить толчок земли, - сказал мне дон Хуан в одно ухо.

- Думай о глазах нагваля, - сказал Хенаро в другое.

- Толчок придет в тот момент, когда ты увидишь отблеск на вершинах тех гор, - сказал дон Хуан и указал на высочайший пик высочайшей цепи.

- Ты никогда не увидишь опять глаз нагваля, - прошептал Хенаро.

- Иди с толчком туда, куда он поведет тебя, - сказал дон Хуан.

- Если ты подумаешь о глазах нагваля, то поймешь, что у монеты есть две стороны, - шептал Хенаро.

Я хотел думать о том, что оба они мне шепчут, но мои мысли не повиновались мне. Что-то давило на меня: я чувствовал, что сжимаюсь. Я ощутил приступ тошноты. Я видел, как вечерние тени двигались быстро вверх по восточным горам: мне казалось, что я бегу за ними.

- Итак, мы идем, - сказал Хенаро мне в ухо.

- Следи за большим пиком, следи за отблеском, - сказал дон Хуан в другое.

Там, куда указал дон Хуан, действительно была точка особой яркости - на высочайшем пике этой цепи. Я следил за последним отражающимся там лучом солнца. Я чувствовал дыру в ямке под ложечкой, как если бы был на плавательной доске на прибое.

Я почувствовал, а не услышал, отдаленный грохот землетрясения, который внезапно охватил меня. Сейсмические волны были такими громкими и такими огромными, что потеряли для меня всякий смысл: я был незначительным микробом, извивающимся и скручиваемым.

Постепенно это движение замедлялось. Последовал еще один толчок и все остановилось. Я попытался осмотреться. У меня не было никакого ориентира. Казалось, я был посажен, как дерево. Надо мной был белый, сияющий, немыслимо большой купол. Его присутствие возвышало меня. Я летел к нему, скорее, был выброшен, как снаряд. У меня было чувство покоя, напитанности, безопасности. Чем ближе я поднимался к куполу, тем интенсивнее становились эти чувства. Наконец, они переполнили меня, и я потерял всякое ощущение себя.