Герман Кестен - Казанова

Он уже знал силу предрассудков. Страх осмеяния преследовал его, как и многих других юмористов, которые лучше знают, как смешны могут быть люди.

От одного насмешливого взгляда донны на свой новый костюм Казанова потерял все самообладание и весь вечер просидел, проглотив язык. Этот замечательный проходимец, который всю жизнь в любом обществе чувствовал себя как дома (но нигде дома не был), признается читателям, что в любом обществе ему было не по себе, когда кто-нибудь пристально его разглядывал. Таким неуверенным был человек, построивший всю свою карьеру на наигранной уверенности.

Дон Антонио подарил ему золотые часы, доктор Дженнаро Поло среди непрерывного смеха - шестьдесят дукатов, его сын Паоло обещание вечной дружбы. У почтовой кареты "их слезы смешались с моими".

В почтовой карете он нашел господина лет сорока-пятидесяти, который на неаполитанском диалекте болтал с двумя красивыми молодыми дамами, отвечавшими ему на римском диалекте. Казанова молчал пять часов подряд.

В Капуе по старому итальянскому обычаю все четверо получили одну комнату с двумя постелями. Неаполитанец объявил, что будет иметь честь спать в одной постели с господином аббатом. Казанова с серьезной миной ответил, что господин может делать все по своему желанию. Дамы засмеялись: Казанова ответил лучше. Он увидел в этом хороший знак. К чему? Так быстро бежали его мысли к единственной цели. Кучер шепнул ему, что адвокат Кастелли едет с женой и невесткой.

В Террачине они получили три постели, жена адвоката, спавшая с сестрой на средней постели, лежала на расстоянии протянутой руки от постели Казановы. Весь день он шутил со всеми и смеялся. Но как только он отважился скользнуть к ним в постель, она встала и легла с мужем. Ревнивый Казанова на следующий день дулся на нее. В Сермонетте, идя к обеду, она взяла его под руку. Адвокат и невестка следовали в отдалении. Казанова и супруга объяснились намеками, он поцеловал ее руку, а когда она засмеялась - ее губы, пьяный от счастья.

В Велетри, где кишели солдаты, они получили комнату с альковом для дам и с отдельно стоящей постелью. Когда адвокат захрапел, Казанова направился в альков, но адвокат проснулся и начал его искать, заснул снова и полчаса спустя повторил ту же игру при новой попытке Казановы.

Вдруг они услышали ружейные выстрелы, шум на лестнице, крики на улицах, в дверь застучали. Адвокат затряс Казанову, испуганно говоря: "Что такое?" Дамы громко просили света. Казанова перевернулся на другой бок. Адвокат выбежал из комнаты за светом. Казанова запер дверь, защелкнув замок так, что его нельзя было открыть без ключа. Чтобы успокоить дам, он пробрался в альков и уже было начал использовать удобный случай, так как у супруги нашел лишь слабое сопротивление, но вдруг от тройной тяжести постель развалилась. Тут постучал адвокат. Сестра побрела к двери. Казанова, уступив просьбам супруги, нащупал дверь и закричал, что нужен ключ. Когда адвокат ушел за ключом, Казанова перед дверью дерзнул схватиться с обоими, и был немилосердно отвергнут одной, но весьма дружественно принят другой. Наконец заскрипел ключ, все трое пошли в свои постели, адвокат вошел со светом и с облегчением засмеялся, когда увидел дам в развалившейся постели.

Он позвал Казанову посмотреть на беспорядок и рассказал, что немецкие солдаты напали в местечке на испанские войска, что привело к обмену пулями. Все уже было тихо. Адвокат поблагодарил Казанову за хладнокровие и улегся рядом с ним.

(Нападение на Велетри произошло на самом деле, однако в другом году, чем нападение Казановы на супругу адвоката, из чего многие критики заключили, что он приделал исторические украшения к эротическому приключению, которое либо запомнилось ему не таким приятным, либо было хуже на самом деле. По своему обыкновению, рассказывая историю, он бросил на нее сияющий глянец.)

За завтраком сестра дулась, а супруга смеялась. Казанова насмешливо называл адвоката папашкой, пророчил ему сына, а сестре прекрасной Лукреции делал множество комплиментов с намеками; она ехала в Рим, чтобы выйти замуж за служащего банка Святого Духа, адвокат ехал на процесс, Лукреция, бывшая замужем уже два года, ехала к матери, в чьем доме они остановятся и куда пригласили Казанову.

В Риме Казанова остановился в гостинице на площади Испании. Наконец он был в Риме, восемнадцатилетний, с рекомендательными письмами, украшениями, опытом, хорошо снабженный одеждой, так себе - деньгами, свободный, в возрасте когда каждый пытается построить свое счастье, даже если имеет только приятное выражение лица. Он чувствовал себя способным ко всему. В Риме каждый из ничего мог достичь всего.