Редьярд Киплинг - Девять сборников рассказов

-- Ах, неблагодарный! -- сказала она утомленно.

-- Вероятно, они просто робеют перед автомобилем. Девчушка в окне, судя по виду, сгорает от любопытства.

-- Правда? -- Женщина подняла голову. -- Я была несправедлива. Ведь они в самом деле меня любят. Это единственное, ради чего стоит жить -- ради их любви, не правда ли? Мне страшно подумать, каково было бы здесь без них. Кстати, разве здесь не прелестно?

-- Пожалуй, я в жизни не видывал ничего прелестней.

-- Все так говорят. Конечно, я и сама чувствую, но это ведь не совсем то.

-- Значит, вы никогда. . -- начал я и осекся в смущении.

-- С тех пор как я себя помню -- нет. Это случилось, когда мне было всего несколько месяцев от роду, так мне рассказывали. И все же я, видимо, что-то запомнила, иначе как могла бы я видеть цветные сны. А я вижу в снах свет и краски, но никогда не вижу их. Только слышу, совсем как в то время, когда не сплю.

-- Во сне трудно видеть лица. Некоторым это удается, но большинство из нас лишено этого дара,-- продолжал я, глядя на окно, откуда украдкой выглядывала малышка.

-- Я тоже об этом слышала, -- сказала она. -- И еще говорят, будто никто не может увидеть во сне лицо умершего человека. Правда ли это?

-- Пожалуй, да -- хотя раньше я не задавался таким вопросом.

-- Ну а как вы -- вы сами?

Незрячие глаза обратились ко мне.

-- Я никогда, ни в едином сне не видал лиц своих умерших близких или друзей -- ответил я.

-- Тогда это не лучше слепоты.

Солнце скрылось за лесом, и длинные тени покрывали надменных всадников одного за другим. Я видел, как угас последний блик на конце глянцевитого лиственного копья и вся броская, жесткая зелень превратилась в мягкую черноту. Дом, приемля конец очередного дня, как и сотен тысяч дней, минувших ранее, казалось, еще глубже погрузился в свой безмятежный покой, осененный тенями.

-- А хотелось вам когда-нибудь их увидеть? -- спросила она после долгого молчания.

-- Порой очень хочется, -- ответил я.

Девочка отошла от окна, как только его накрыла тень.

-- Ну вот! И мне тоже, только едва ли это суждено... Вы где живете?

-- На другом конце графства -- милях в шестидесяти отсюда, если не больше, и мне пора возвращаться. Ведь я не поставил на автомобиль яркую фару.

-- Но еще не стемнело. Я это чувствую.

-- Боюсь, что стемнеет прежде, чем я доеду. Нельзя ли попросить когонибудь указать мне, как выбраться на дорогу? Я безнадежно заблудился.

-- Я велю Мэддену проводить вас до перекрестка. Мы здесь так отрезаны от мира, что заблудиться не мудрено! Я поеду с вами к главному входу, только, пожалуйста, вы могли бы ехать помедленней, пока мы не обогнем стену? Моя просьба не кажется вам глупой?

-- Обещаю сделать, как вы говорите,-- сказал я, отпустил тормоз, и автомобиль сам тихонько тронулся по дороге, полого спускавшейся вниз.

Мы обогнули левое крыло дома с таким редкостным водостоком, что стоило ехать целый день ради одного этого зрелища, миновали большие, увитые розами ворота в красной стене и свернули к высокому фронтону, который красотой и величественностью столь же превосходил задний фасад, сколь и все остальные, которые мне доводилось видеть.

-- Он в самом деле так красив? -- спросила она с тоской, когда я излил свои восторги. -- И металлические изваяния вам тоже нравятся ? А там, в глубине, запущенный сад, где растут азалии. Говорят, когда-то все это, наверное, было устроено для детей. Вы не поможете мне выйти? Я охотно проводила бы вас до перекрестка, но не могу оставить их. Это вы, Мэдден? Прошу вас, покажите этому джентльмену, как проехать к перекрестку. Он заблудился, но зато... видел их.

Дворецкий бесшумно прошел сквозь некое чудо, созданное из старого дуба и называемое, вероятно, парадной дверью, потом отступил в сторону и надел шляпу. А женщина смотрела на меня широко открытыми голубыми глазами, совершенно незрячими, и тут я впервые заметил, что она красива.

-- Помните,-- сказала она тихо,-- если они вам понравились, вы непременно приедете еще.

И скрылась в доме.

Дворецкий сел в автомобиль и хранил молчание до тех пор, пока мы не подъехали к самым воротам, где среди кустарника вдруг мелькнула синяя рубашонка, и я резко свернул в сторону, боясь, как бы коварный бес, который побуждает мальчишек к шалостям, не принудил меня к детоубийству.

-- Простите, сэр, -- спросил вдруг дворецкий, -- но зачем вы это сделали?

-- Там ребенок.

-- Наш маленький джентльмен в синем?

-- Ну конечно.

-- Он вечно повсюду бегает. Вы видели его у фонтана, сэр?