Редьярд Киплинг - Сказки Старой Англии

"Терпение, - ответил я. - Стена еще стоит. Дайте мне доказательство, что мой генерал мертв".

"Нет, - ответил один из старейшин, - это ты докажи, что он жив".

Другой тут же добавил с хитрой усмешкой: "А что ты нам дашь, если мы прочтем тебе его последние слова?"

"Не будем торговаться, как купцы на базаре! - воскликнул Амал. Кроме того, этому человеку я обязан жизнью. Вот тебе доказательство!" И он бросил мне письмо с такой знакомой печатью Максима.

"Мы взяли его на корабле, который потопили, - продолжал Амал. Читать я не могу, но тут есть по крайней мере один знак, который говорит сам за себя". Он указал на темное пятно на конверте, и я с тяжелым сердцем понял, что это кровь доблестного Максима.

"Читай! - воскликнул Амал. - Читай, а потом скажи нам, чьи же вы слуги!"

Просмотрев письмо, Пертинакс мягко сказал: "Я прочту его все. Слушайте же, варвары!"

И он прочел письмо, которое я с тех пор ношу вот здесь, у сердца.

Парнезий вытащил из-за пазухи сложенный и покрытый пятнами кусок пергамента и глухим голосом начал читать:

- "Парнезию и Пертинаксу, достойнейшим Капитанам Стены, шлет Максим, некогда император Галлии и Британии, ныне же узник, ждущий смерти в лагере Феодосия, свое предсмертное здравствуй и прощай!"

"Достаточно, - сказал молодой Амал. - Вот вам ваше доказательство. Теперь вы должны идти с нами".

Пертинакс бросил на него долгий, молчаливый взгляд, и юноша весь вспыхнул, как девушка. А Пертинакс продолжал читать:

- "При жизни я с легким чувством нес людям зло, но оно обращалось лишь против тех, кто желал зла мне, и если я когда-либо причинил зло вам, то я раскаиваюсь и прошу вашего прощения. Три мула, на которых я пытался ехать, разорвали меня на части, как и предсказывал твой отец, Парнезий. В двух шагах от палатки меня ждет обнаженный меч, чтобы предать меня той же смерти, какой я предал Грациана. Поэтому я, ваш Генерал и Император, посылаю вам почетную и добровольную отставку от службы мне, на которую вы вступили не ради денег и положения, а потому - и эта мысль согревает мое сердце - потому что вы любили меня!"

"Клянусь светом солнца! - перебил Амал. - Вот это был человек! Мы, возможно, ошиблись в своих суждениях о его слугах!"

Пертинакс продолжал:

- "Вы дали мне те три года, которые я у вас просил. И если мне не удалось их использовать, не сетуйте на меня. Мы сыграли с богами неплохую партию и не по маленькой, но они метали фальшивые кости [*54], и вот мне приходится расплачиваться. Помни, что меня не будет, но Рим остается и Рим будет вечно! Передай Пертинаксу, что его мать в безопасности в Никее, а за ее деньгами следит префект города Антиполиса. Передай привет своему отцу и матери, чья дружба была для меня ценным приобретением... Если бы все шло хорошо, то в этот же день я послал бы вам три легиона. Не забывайте меня. Мы боролись вместе. Прощайте! Прощайте! Прощайте!"

Вот каким было последнее письмо моего императора.

Дан и Юна слышали, как хрустел пергамент, когда Парнезий прятал его обратно за пазуху.

"Я ошибался, - сказал Амал. - Воины такого человека без боя ничего не уступят. Я рад этому". И он протянул нам руку.

"Но ведь Максим дал вам отставку, - сказал один из старейшин. - Вы вправе служить кому хотите и править чем пожелаете. Присоединяйтесь - не надо даже вливаться в наше войско - просто идем вместе!"

"Благодарим вас, - ответил Пертинакс, - но Максим наказал нам, извините..." И сквозь раскрытую дверь он указал на заряженную и взведенную катапульту.

"Мы поняли, - сказал старейшина. - Стена нам дорого станет, да?"

"Мне очень жаль, - сказал Пертинакс, - но другой цены нет".

И он поднес им нашего лучшего южного вина.

Они молча выпили, вытерли рыжие бороды и встали, чтобы уйти.

Амал сказал, потягиваясь, ведь они были варварами: "Приятная у нас компания. Интересно, кем из нас насытятся волки и акулы до того, как растает снег?"

"Подумай лучше о том, что может прислать Феодосий", - заявил я в ответ, и хотя они только рассмеялись, я заметил, что мои наугад брошенные слова обеспокоили их.

Старый Алло немного отстал от Крылатых Шлемов.

"Вы же видите, - сказал он, беспокойно моргая глазами, - для них я не больше, чем собака. Как только я покажу им наши тайные тропинки через болота, они и отшвырнут меня, как ненужного пса".

"Тогда на твоем месте я не спешил бы показывать им эти тропинки, сказал Пертинакс, - пока не убедился бы, что Рим не может спасти Стену".

"Ты думаешь так? О горе мне! - застонал старик. - Я хотел лишь одного - мира для своего народа". И он, спотыкаясь и проваливаясь в снегу, побрел за рослыми Крылатыми Шлемами.