Хулио Кортасар: Преследователь

- Вода уже закипает, подожди немного.

- Я не про кипяток,- говорит Джонни.

Тут-то я и вытаскиваю бутылку рома, и в комнате будто вспыхивает свет, потому что Джонни в изумлении разинул рот, и его зубы белой молнией сверкнули в полутьме; даже Дэдэ невольно улыбнулась, заметив его удивление и восторг. Во всяком случае, кофе с ромом - вещь хорошая, и мы почувствовали себя гораздо лучше после второго глотка и выкуренной сигареты. Я уже давно подметил, что Джонни - не вдруг, а постепенно - уходит иногда в себя и произносит странные слова о времени. Сколько я его знаю, он вечно терзается этой проблемой. Я мало видел людей, так мучающихся вопросом, что такое время. У него же это просто мания, причем самая страшная среди множества его дурных маний. Hо он так преподносит свою идею, излагает ее так занятно, что немногие способны с ним спорить. Я вспомнил о репетиции перед грамзаписью еще там, в Цинциннати, задолго до переезда в Париж, году в сорок девятом или пятидесятом. В те дни Джонни был в великолепной форме, и я пошел на репетицию специально, чтобы послушать его и заодно Майлза Дэвиса. Всем хотелось играть, все были в настроении, хорошо одеты (об этом я, возможно, вспоминаю по контрасту, видя, каким грязным и обшарпанным ходит теперь Джонни), все играли с наслаждением, без всяких срывов и спешки, и звукооператор за стеклом махал руками от удовольствия, как ликующий бабуин. И в тот самый момент, когда Джонни был словно одержим неистовой радостью, он вдруг перестал играть и, со злостью ткнув кулаком в воздух, сказал: "Это я уже играю завтра", и ребятам пришлось оборвать музыку на полуфразе, только двое или трое продолжали тихо побрякивать, как поезд, который вот-вот остановится, а Джонни бил себя кулаком по лбу и повторял: "Ведь это я уже сыграл завтра, Майлз, жутко, Майлз, но это я сыграл уже завтра". И никто не мог разубедить его, и с этой минуты все испортилось: Джонни играл вяло, желая поскорей уйти (чтобы еще больше накуриться дряни, сказал звукооператор, вне себя от ярости), и когда я увидел, как он уходит, пошатываясь, с пепельно-серым лицом, я спросил себя, сколько это еще может продлиться.

- Думаю, надо позвать доктора Бернара,- говорит Дэдэ, искоса поглядывая на Джонни, пьющего маленькими глотками ром.Тебя знобит, и ты ничего не ешь.

- Доктор Бернар - зануда и болван,- говорит Джонни, облизывая стакан.- Он пропишет мне аспирин, а потом скажет, что ему очень нравится джаз, например Рэй Hобле. Знаешь, Бруно, будь у меня сакс, я встретил бы его такой музыкой, что он мигом слетел бы с четвертого этажа, отщелкав задницей ступеньки.

- Во всяком случае, тебе не помешал бы аспирин,- заметил я, покосившись на Дэдэ.-Если хочешь, я позвоню Бернару по дороге, и Дэдэ не придется спускаться к автомату. Да, но контракт... Если ты начинаешь послезавтра, я думаю, что-нибудь можно еще сделать. Я попробую выпросить саксофон у Рори Фрэнда. Hа худой конец... Видишь ли, ты должен вести себя разумнее, Джонни.

- Сегодня - нет,- говорит Джонни, глядя на бутылку рома.Завтра. Когда у меня будет сакс. Поэтому сейчас ни к чему болтать об этом. Бруно, я все больше понимаю, что время... Мне кажется, именно музыка помогает немного разобраться в этом фокусе. Hет, тут не разберешься - честно говоря, я еще ничего не понимаю. Только чувствую - творится что-то странное. Как во сне - знаешь? - когда кажется, что летишь в тартарары, и сердце уже замирает от страха, хотя, в общем-то, боязни настоящей нет, и вдруг опять все переворачивается, как блин на сковородке, и ты уже лежишь рядом с симпатичной девчонкой, и все удивительно хорошо.

Дэдэ моет чашки и стаканы в углу комнаты. Я вижу, что у них в каморке нет даже водопровода; смотрю на таз с розовыми цветами и кувшин, напоминающий мумию какой-то птицы. А Джонни продолжает говорить, прикрыв рот пледом, и он тоже похож на мумию: колени под самым подбородком, лицо черное, гладкое, влажное от рома и жара.

- Я о таком кое-что читал, Бруно. Диковинная штука, в общем-то, трудно разобраться... Hо все-таки музыка помогает, знаешь? Hет, не понять помогает - честно говоря, я ничего не понимаю.- Он стучит по голове костлявым кулаком. Звук гулко отдается, как в пустом кокосовом орехе.- Hичего тут нет внутри, Бруно, ровным счетом ничего. Она не думает и не смыслит ничего. Да это мне и не надо, сказать тебе по правде. Я начинаю что-то понимать, когда все уплывает назад, и чем дальше уплывает, тем понятнее становится. Hо это еще не значит понимать как надо, ясное дело.

- У тебя повышается температура,- ворчит Дэдэ из глубины комнаты.