Уильям Берроуз: Интерзона

Она постоянно копила деньги на то, чтобы привести свои зубы в порядок, но почему-то всегда спускала эти деньги на что-то другое. Бывало, она на них напивалась, или вдруг отдавала их кому-то в необъяснимом припадке истерической щедрости. Она была кадром номер один для любого разводилы в Танжере, потому что все знали: у нее есть деньги, она их всегда копит на зубы. Но пытаться ее подначить было небезопасно. Она могла внезапно впасть в ярость, и тогда обкладывала иного бездельника, вереща изо всех сил своих легких молодой Юноны:

"Ты, ублюдок вонючий! Пытаешься развести меня на мои зубные деньги!"

Обе они, и полукровка, и нордическая, которая, кстати, называла себя Хельга, были свободными шлюхами.

Сон о каторге

В ту ночь Ли приснилось, будто он на каторге.

Вокруг были сплошные голые, высокие скалы. Он жил в пансионе, который никогда не отапливался. Он вышел на прогулку. Обойдя угол и выйдя на грязный булыжник улицы, он столкнулся с ледяным горным ветром. Он подтянул пояс кожаной куртки и ощутил холодок последнего отчаяния.

Никто не говорит помногу после первых нескольких лет в колонии: ведь каждый знает, что все здесь в одинаковой степени нищие. Они сидят за столом, поедая холодную, жирную пищу, каждый по отдельности, и молчат, словно камни. Только визгливый, пронизывающий голос хозяйки всё звучит, не смолкая.

На улицах каторжане смешиваются с горожанами, и их трудно узнать в толпе. Но рано или поздно они выдают себя своей одинокой напряженностью: ведь их помыслы заняты исключительно побегом. Еще каторжан отличают: самоконтроль, но без внутреннего спокойствия и уравновешенности; горькое знание, но без зрелости; душевная сосредоточенность, но без тепла и любви.

Каторжане знают, что любое естественное выражение чувств влечет за собой жесточайшее наказание. Агенты-провокаторы последовательно внедряются в среду узников, нашептывая им: "Расслабься. Будь самим собой. Выражай свои чувства." Ли был убежден, что путь к побегу лежит через связь с одним из горожан, и поэтому он зачастил во всякие кафе.

Однажды он сидел в "Метрополе", а напротив него был юноша, который рассказывал о своем детстве, прошедшем в прибрежном городке. Ли уставился сквозь голову этого мальчика, он видел солончаковые болота, дома из красного кирпича, бухту и в ней старую ржавую баржу, с которой ныряли мальчишки, оставляя на палубе свою одежду.

"Это, может быть, - оно," подумал Ли. "Теперь спокойно. Тихо, тихо. Не спугнуть его." У Ли застучало в животе от возбуждения.

В течение последующей недели Ли испробовал все известные ему уловки, бесстыдно открещиваясь от неудавшихся попыток - пожимая плечами: "Я только так, решил дурака повалять", или "Son cosas de la vida". Он докатился до самого жалкого вымогательства и попрошайничания. Когда и это не помогло, он взобрался на один опасный склон (впрочем, не такой уж и опасный, поскольку Ли знал каждый дюйм этого склона) и поймал красивую зеленую ящерицу из тех, что водились только в этих горах. Он подарил ящерицу мальчику, посадив ее на нефритовую цепочку.

"Мне потребовалось семь лет, чтобы сплести эту цепочку," сказал он ему. На самом деле он выиграл цепочку у заезжего торговца, играя с ним в латахов. Мальчик был тронут и согласился пойти с Ли в постель, но вскоре после этого разорвал интимные отношения. Ли был в отчаянии.

"Я люблю его, и, кроме того, я не выведал Секрета. Может быть, он Агент." Ли посмотрел на мальчика с ненавистью. Лицо его разламывалось на куски, словно кто-то растапливал его паяльником изнутри.

"Почему ты не хочешь мне помочь?" допытывался он. "Хочешь еще одну ящерицу? Я достану тебе черную ящерицу с прекрасными лиловыми глазами, она живет на западном склоне, где ветер развевает плющ над уступом и высасывает его из расселин. В городе есть еще только одна такая ящерица, и она... ну, неважно.

Пурпурноглазая ящерица более ядовита, чем кобра, но она никогда не кусает своего хозяина. Это милейшее и нежнейшее животное на земле. Ну, давай я покажу тебе, какой милой и нежной может быть пурпурноглазая ящерица."

"Неважно," сказал мальчик, смеясь. "Кажись, одной хватит."

"Не говори кажись. Ну, слушай, я отрежу себе ступню и уменьшу ее способом, которому научился у Ауки, - короче, фокусы тебе покажу."

"На что мне твоя гнусная старая ступня?"

"Я дам тебе денег на экскурсию, покатаю тебя на караване. Ты сможешь вернуться на побережье."

"Я вернусь туда, как только захочу. Мой сводный брат знает дорогу."