Гейвин Максвелл - Лети к своим собратьям, ворон

Резкие, проникающие образы прошлого, стучавшиеся в двери моего сознания, были чуть ли не болезненны, и я старался отогнать их.

Тёмно-синее море было почти черным, гребни волн - короткими, белёсыми и злыми. С юго-востока дул ветер силой в девять баллов, нагоняя огромные серые тучи, которые как бы перегоняли друг друга и оставляли между собой прорехи, сквозь которые яркие лучи солнца выхватывали то кусок пляжа, то холм, то остров. За проливом Слит, где рыбацкий баркас тяжело шел по волнам, высоко разбрасывая бортами белую пену, основания гор на Скае были припорошены снегом, а вершины их неподвижно белели на фоне тёмного серого неба. Чайки скользили на сыром ветру, тоже белые, но ветер был слишком крепок, и они не могли твёрдо держаться своего курса, скользили, вздымались, падали и кружились, пронзительно перекликаясь, когда порывы ветра разбрасывали их. По проливу, словно пена среди пены прошел небольшой косяк китов, небольших животных длиной метров по десять. Раньше бы я воспрянул, заинтересовался бы их видом, конкретно определил бы отряд. Атеперь, глядя на них, я считал их не более чем преходящей помехой в воде, почти что чем-то посторонним.

Я смотрел вниз на Камусфеарну и полагал, что прощаюсь с ней навсегда после восемнадцати лет. Вдруг налетел резкий порыв града, я поднял капюшон своей штормовки и прижался спиной к крутому берегу обрыва. Но от ветра укрыться не удалось, ни от какого ветра теперь уж не укроешься, и я вдруг отчетливо осознал это.

Внезапно столб бледного, но четко сфокусированного солнечного света высветил стоявший внизу дом, дом, в котором, как мне казалось, я буду жить всегда.

Большим усилием я постарался вспомнить, как увидел его впервые: посеревший от непогоды домишко, от которого было рукой подать до моря, который стоял без забора на зеленом лугу, а от накатывающихся волн его отделяли лишь поросшие травой дюны. Без жильцов, заброшенный, в ожидании людей. Я припомнил, как впервые поселился здесь, а мебелью мне служили лишь рыбные ящики и все те необычайные богатства, которые выбрасывало море после юго-западного шквала.

Тогда в доме не было ни водопровода, ни телефона, ни электричества, не было даже дороги к нему. Я находился в полутора милях ниже от своих ближайших соседей на одноколейной дороге, семьи, которую я назвал Мак-Киннонами из Друимфиаклаха. Как всё и вся, они тоже исчезли, их маленький домик из зеленого гофрированного железа теперь пуст, когда-то ухоженный цветник зарос сорняком и бурьяном, и теперь в радиусе пяти миль от Камусфеарны нет ни одного обитаемого человеческого жилья.

Внешне изменилось и многое другое. Когда-то здесь был травянистый склон холма, то тут, то там усыпанный камнями с купами вереска и орляка. Он был девствен и пуст, овевался всеми ветрами, и никто его не трогал. Так это и было, когда я приехал жить в Камусфеарну. У меня с собой был только примус, чтобы готовить, ведро, чтобы ходить за водой к речушке метрах в ста от дома, а чтобы развести огонь на кухне, я собирал на дрова то, что попадется на морском берегу.

Теперь же у меня за спиной, когда я оглядываюсь на дом, шумит густая десятилетняя поросль лиственницы и кедрача, ибо хозяин этого участка, после разных безуспешных опытов решил заняться здесь лесоводством. По какой-то непонятной причине некогда зелёный луг, на котором стоял дом Камусфеарны, теперьпревратился в буйные заросли, которые чуть ли не вплотную подступили к стенам дома.

И дом изменился тоже. Когда я поселился здесь, в Камусфеарне было всего четыре комнаты: две наверху и две внизу. Теперь же, глядя вниз, я видел разросшиеся пристройки, сделанные из стандартных блоков, отличающиеся уродливостью, порождённой необходимостью и стремлением построить как можно скорей. У дома, на стороне, обращённой к морю, стояли два разбитых джипа, прочность которых не устояла перед булыжниками и ухабами, из которых состояло полотно двухмильной дороги, проложенной бульдозером четыре года назад. Между этой грудой металлолома и морем на массивной колёсной тележке возвышалась моторная лодка "Полярная звезда", а её бронзовые винты влажно блестели на траве под кормой.

Телеграфные столбы и провода спускались по холму с одной стороны, электрические сети - с другой. Они сходились в Камусфеарне, а вокруг самого дома был высокий деревянный забор, за которым жили две выдры, которые когда-то были домашними ручными зверьками. Каждая из них более трёх лет назад совершенно непредсказуемо вдруг проявила такие свирепые наклонности, какие бывают у неукротимого леопарда.