О'Генри - Дороги судьбы

- Друг мой Миньо! В свое время я поставил печать на брачном свидетельстве твоего отца. Мне было бы очень тягостно заверять документ, означающий банкротство его сына. Но именно к этому идет дело. Я говорю с тобой, как старый друг. Выслушай меня. Насколько я могу судить, тебя влечет только поэзия. В Др? у меня есть друг - господин Бриль, Жорж Бриль. Дом его весь заставлен и завален книгами, среди которых он расчистил себе маленький уголок для жилья. Он человек ученый, каждый год бывает в Париже, сам написал несколько книг Он может рассказать, когда были построены катакомбы, и как люди узнали названия звезд, и почему у кулика длинный клюв. Смысл и форма стиха для него так же понятны, как для тебя - блеянье овец. Я дам тебе письмо к нему, и он прочтет твои стихи. И тогда ты узнаешь, стоит ли тебе писать, или лучше посвятить свое время жене и хозяйству.

- Пишите письмо, - отвечал Давид. - Жаль, что вы раньше не заговорили со мной об этом.

На рассвете следующего дня он шел по дороге, ведущей в Дре, с драгоценным свертком стихов подмышкой. В полдень он отряхнул пыль со своих сапог у дверей дома господина Бриля. Этот ученый муж вскрыл печать на письме господина Папино и, сквозь сверкающие очки, поглотил его содержание, как солнечные лучи поглощают влагу. Он ввел Давида в свой кабинет и усадил его на маленьком островке, к которому со всех сторон подступало бурное море книг.

Господин Бриль был добросовестным человеком. Он и глазом не моргнул, заметив увесистую рукопись в четыре пальца толщиной. Он разгладил пухлый свиток на колене и начал читать. Он не пропускал ничего, вгрызаясь в кипу бумаги, как червь вгрызается в орех в поисках ядра.

Между тем Давид сидел на своем островке, с трепетом озирая бушующие вокруг него волны литературы. Книжное море ревело в его ушах. Для плавания по этому морю у него не было ни карты, ни компаса. Наверно, половина всех людей в мире пишет книги, решил Давид.

Господин Бриль добрался до последней страницы. Он снял очки и протер их носовым платком.

- Как чувствует себя мой друг Папино? - осведомился он.

- Превосходно, - ответил Давид.

- Сколько у вас овец, господин Миньо?

- Вчера я насчитал триста девять. Моему стаду не посчастливилось. Раньше в нем было восемьсот пятьдесят овец.

- У вас есть жена и дом, и вы жили в довольстве. Овцы давали вам все, что нужно Вы уходили с ними в поля, дышали свежим, бодрящим воздухом, и сладок был хлеб, который вы ели. Вам оставалось только глядеть за своим стадом и, отдыхая на лоне природы, слушать, как в соседней роще свистят черные дрозды. Я пока что не отклонился от истины?

- Все это было так, - ответил Давид.

- Я прочел все ваши стихи, - продолжал господин Бриль, блуждая взором по своему книжному морю и словно высматривая парус на горизонте. - Поглядите в окно, господин Миньо, и скажите мне, что вы видите вон на том дереве.

- Я вижу ворону, - отвечал Давид, посмотрев, куда ему было указано.

- Вот птица, - сказал господин Бриль, - которая поможет мне исполнить мой долг. Вы знаете эту птицу, господин Миньо, она считается философом среди пернатых. Ворона счастлива, потому что покорна своей доле. Нет птицы более веселой и сытой, чем ворона с ее насмешливым взглядом и походкой вприпрыжку. Поля дают ей все, что она пожелает. Никогда она не горюет о том, что оперение у нее не так красиво, как у иволги. Вы слышали, господин Миньо, каким голосом одарила ее природа? И вы думаете, соловей счастливее?

Давид встал. Ворона хрипло каркнула за окном.

- Благодарю вас, господин Бриль, - медленно произнес он. - Значит, среди всего этого вороньего карканья не прозвучало ни единой соловьиной ноты?

- Я бы не пропустил ее, - со вздохом ответил господин Бриль. - Я прочел каждое слово. Живите поэзией, юноша, и не пытайтесь больше писать.

- Благодарю вас, - повторил Давид. - Пойду домой, к моим овцам.

- Если вы согласитесь пообедать со мной, - сказал книжник, - и постараетесь не огорчаться, я подробно изложу вам мою точку зрения.

- Нет, - сказал Давид, - мне надо быть в поле и каркать на моих овец.

И со свертком стихов подмышкой он побрел обратно в Вернуа. Придя в деревню, он завернул в лавку Циглера армянского еврея, который торговал всякой всячиной, попадавшей ему в руки.

- Друг, - сказал Давид, - волки таскают у меня овец из стада. Мне нужно какое- нибудь огнестрельное, оружие. Что вы можете предложить мне?

- Несчастливый у меня сегодня день, друг Миньо, - отвечал Циглер, разводя руками. - Придется, видно, отдать вам за бесценок великолепное оружие. Всего лишь на прошлой неделе я приобрел у бродячего торговца целую повозку разных вещей, которые он купил на распродаже имущества одного знатного вельможи, я не знаю его титула. Этот господин был отправлен в ссылку за участие в заговоре против короля, а замок его и все достояние - проданы с молотка по приказу короны. Я получил и кое-что из оружия, - превосходнейшие вещицы. Вот пистолет - о, это оружие, достойное принца! Вам он обойдется всего лишь в сорок франков, друг Миньо, и пусть я потеряю на этом деле десять франков. Но, может быть, вам требуется аркебуза...