Роберт Персиг - Дзэн и Искусство Ухода за Мотоциклом

Лучи солнца лишь слегка дотрагиваются до верхушки утеса над нашей лощиной. Над ручьем появляется локон тумана. Значит, разогреется. Я выбираюсь из спальника, надеваю башмаки, запаковываю все, что можно запаковать, не беспокоя Криса, а потом подхожу к столу и встряхиваю его. Он не реагирует. Я озираюсь по сторонам: работы никакой не осталось, надо будить. Я все еще сомневаюсь, но утренний воздух очень свеж, а я слегка рассержен и нервничаю, поэтому и ору: -- ПОДЪЕМ! -- И он внезапно подскакивает с широко открытыми глазами. Я стараюсь, как могу, и продолжаю побудку первым четверостишием из "Рубайята Омара Хайяма". Утес над нами похож на какой-нибудь утес в пустыне Персии. Но Крис не соображает, что это я такое несу. Он смотрит на верхушку утеса, а потом лишь сидит и щурится на меня. Чтобы воспринимать плохую декламацию с утра, нужно определенное настроение. А в особенности -- декламацию таких стихов. Вскоре мы снова едем по дороге, которая извивается и петляет. Мы устремляемся вниз, в огромный каньон с высокими белыми утесами по сторонам. Ветер просто замораживает на ходу. Дорога выводит на солнечный свет, который, кажется, прогревает меня и сквозь куртку, и сквозь свитер, но скоро мы опять въезжаем в тень стены каньона, где ветер начинает подмораживать снова. Этот сухой пустынный воздух не держит тепла. Губы, обдуваемые ветром, сохнут и трескаются. Несколько дальше мы переезжаем через дамбу и выскакиваем из каньона на какую-то высокогорную полупустыню. Это уже Орегон. Дорога вьется по местности, напоминающей северный Раджастан в Индии, где не вполне пустыня (много ананасов, можжевельника и травы), но и не возделываемые земли тоже -кроме тех мест, где в лощинах или долинах есть небольшой избыток влаги. Эти безумные четверостишия "Рубайята" продолжают вертеться в голове.

...есть что-то в травки узкой полосе,

Что отделяло бы пустыню и посев. Есть страны, где слов "Раб" и "Господин" не знают: Мне жаль Султана, что б на трон там сел...

Перед глазами встают руины древнего дворца Моголов у начала пустыни, где краем глаза он увидал куст дикой розы... ...А первый месяц лета, что так розов... Как там дальше? Но знаю. Мне оно даже не нравится. Я заметил, что с тех пор, как началось это путешествие -- а в особенности с Бозмена -- фрагменты эти кажутся все меньше и меньше частью его памяти и все больше и больше -- моей. Я не уверен, что все это значит... Думаю... Нет, не знаю. Думаю, у этого типа пустыни есть какое-то название, но не могу вспомнить его. На дороге нет никого, кроме нас. Крис орет, что у него снова понос. Мы едем дальше, пока я не замечаю внизу речку, и мы съезжаем с дороги и останавливаемся. На его лице снова смущение, но я говорю, что нам некуда спешить, вытаскиваю смену белья, рулончик туалетной бумаги и кусок мыла и говорю, чтобы он тщательно вымыл руки, когда закончит. Сажусь на омархайямовский камень, созерцаю эту пустыню и чувствую себя неплохо. ...А первый месяц лета, что так розов... о!.. вот, возвращается...

День новый сотни роз дарить нам рад? Но где ж тогда дней прошлых розы спят? А первый месяц лета, что так розов, Из жизни заберет Ямшид и Кайкобад.

...И так далее, и тому подобное...

Давай слезем с Омара и займемся Шатокуа. Для Омара лучшее решение -рассиживать себе, трескать вино и чувствовать себя паршиво от того, что время проходит, поэтому Шатокуа подходит мне как ничто другое по сравнению с этим. Особенно сегодняшний -- о сметке.

Я вижу, как Крис поднимается по склону обратно. Он счастлив.

Мне нравится слово "сметка", потому что оно такое домашнее, такое заброшенное и такое не стильное, что похоже, будто ему нужен друг, и оно не станет отвергать никого, кто ему попадется. В английском языке "сметка" -- старое шотландское слово, раньше им много пользовались американские пионеры, но, как и слово "родня", нынче оно, кажется, совершенно выпало из употребления. Мне оно нравится еще и тем, что точно описывает, что именно происходит со всеми, кто подсоединяется к Качеству. Они наполняются сметкой. Греки называли это enthousiasmos, корень слова "энтузиазм", что буквально означает "наполненный theos'ом" -- то есть Богом или Качеством. Видишь, как все сходится? Человек, наполненный сметкой, не просиживает впустую, рассусоливая обо всяких вещах. Он -- на передней плоскости поезда собственного осознания, он наблюдает за тем, что появляется на рельсах, и готов встретить это нечто, когда оно возникает. Вот что такое сметка.

Крис подходит и говорит: -- Мне уже лучше. -- Хорошо, -- отвечаю я. Мы упаковываем мыло и бумагу, кладем полотенце и сырое белье туда, где они не смогут намочить всего остального, поднимаемся и движемся дальше.