Уильям Шекспир - Перикл

Мужайся ради этого младенца

И успокой себя!

Перикл

О боги, боги!

Зачем же нам даете вы любить

То, что вы отнимете так скоро?

Мы, смертные, не так легко берем

Свои дары обратно: мы честнее!

Лихорида

О, успокойся, добрый государь,

Младенца ради.

Перикл

Да, я знаю, знаю,

Безоблачною будет жизнь твоя:

Какой ребенок бурно так рождался?

Приветливой и кроткой будешь ты:

Случалось ли, чтоб так встречали грубо

Ребенка царской крови? Будь счастливое

Ты, на кого огонь, вода и воздух

Набросились, когда еще на свет

Едва ты появилась. В первый миг

Ты потеряла все - ничто не сможет

Тебе потерю эту возместить.

Взгляните же, о боги, благосклонно

На этого младенца!

Входят два матроса.

Первый матрос

Не бойся, царь, храни тебя господь!

Перикл

Я бури не боюсь: она не сможет

Мне большее несчастье причинить.

Но из любви к несчастному младенцу,

Который стал игрушкой волн морских,

Едва родился, я молю богов,

Чтоб эта буря стихла наконец.

Первый матрос

Отдай канаты. А ну-ка, живо! Ах, дуй тебя горой!

Второй матрос

Эх, будь бы мы в открытом море, было бы не так страшно! Волненья-то я не боюсь: пусть хоть до луны достает!

Первый матрос

Царь, надо бы тело царицы бросить за борт: смотри, как воет ветер, как разъярилось море, - оно ведь не успокоится, пока мертвое тело будет на корабле.

Перикл

Это суеверие!

Первый матрос

Ты на нас, царь, не сердись, но у нас в море такой обычай, а обычаи мы привыкли строго соблюдать. Словом, поскорее отдай нам тело царицы: его нужно бросить за борт.

Перикл

Ах, поступайте как знаете! Несчастная моя царица!

Лихорида

Вот она, государь!

Перикл

Как ты терзалась на ужасном ложе

Без света, без огня! К тебе враждебны

Стихии оказались. Я не в силах

Тебя предать земле, как подобает.

Без отпеванья гроб твой опущу я

В пучину, и ни мраморной гробницы,

Ни трепетных лампад не будет там

Лишь кит с разверстой пастью проплывет,

Когда вода сомкнется над тобою

И ляжешь ты, как раковина, скромно

На тихом дне морском. О Лихорида!

Вели, чтоб Нестор мне принес бумагу,

Чернила и ларец мой, где храню я

Сокровища; вели, чтобы Никандр

Принес мне ящик, выстланный шелками.

Ребенка на подушку положи.

Скорее! Я хочу обряд последний

Над мертвой совершить! Спеши, сказал я!

Второй матрос

Царь! У нас в трюме есть подходящий ящик, просмоленный и законопаченный.

Перикл

Благодарю тебя. Скажи, матрос,

Какой там берег виден?

Второй матрос

Берег Тарса.

Перикл

Спеши туда, матрос! Не в Тир, а в Тарс.

Когда могли бы мы туда добраться?

Второй матрос

К рассвету, если ветер поутихнет.

Перикл

Скорее в Тарс! Я навещу Клеона.

Дитя не выдержит пути до Тира.

Клеону я его на попеченье

Оставлю. - Торопись, моряк мой славный!

А тело я вам вынесу сейчас.

Уходят.

СЦЕНА 2

Эфес. Комната в доме Церимона.

Входят Церимон, слуга и несколько человек, потерпевших

кораблекрушение.

Церимон

Эй, Филемон!

Входит Филемон.

Филемон

Что хочет господин?

Церимон

Согрей и накорми людей несчастных:

Ночь выдалась жестокая для них.

Слуга

Я видел бурь немало, но такой,

Как эта, не видал еще ни разу!

Церимон

Хозяина ты не найдешь в живых:

Его спасти уже ничто не сможет.

(Филемону.)

Аптекарю снеси записку эту,

И мне потом расскажешь, помогло ли

Мое лекарство.

Все, кроме Церимона, уходят.

Входят два дворянина.

Первый дворянин

С добрым утром, сударь!

Второй дворянин

Привет наш, благородный Церимон!

Церимон

С чего вы это поднялись так рано?

Первый дворянин

На самом берегу живем мы, сударь.

Дрожали наши домики от бури,

Как от землетрясенья. Все стропила

Ходили ходуном, и нам казалось

Вот-вот они обрушатся. От страха

Жилища мы оставили свои.

Второй дворянин

Вот почему тебя мы беспокоим

Так рано, благородный Церимон.

Церимон

Отлично!

Первый дворянин

Но достойно удивленья,

Что ты, живя в довольстве и покое,

Так рано сбросил золотую дрему.

Не странно ль это, добрый Церимон?

Ужель твоя природа такова,

Что мучишь ты себя без принужденья?

Церимон

Всегда ценил я ум и добродетель

Превыше знатности и состоянья:

Наследник беззаботный расточает

Богатство и свою позорит знатность.

А ум и добродетель человека

Богам бессмертным могут уподобить.