- Жаль беднягу, - проронил Джим.
Из пачки писем Мак выбрал надписанные разным почерком.
- Эх, если б Джой мог язык попридержать. Возьми Дика, к примеру. К нему не придерешься. А уж он-то боец не хуже Джоя, да только когда смысл в этом видит. Схватят его, к примеру, легавые, так он с ними по-вежливому, обходительно этак, и - глядишь, они уж чуть не лучшие друзья. А у Джоя ума, что у бульдога.
У скверика на площади Линкольна они разыскали четвертый почтовый ящик, опустили последние письма и медленно пошли по брусчатой аллее. Клены уже начали сбрасывать листву. Скамейки были большей частью пустые. Зажглись фонари на высоких столбах, и на земле обрисовались силуэты деревьев. Почти в центре скверика стояла статуя бородатого мужчины во фраке.
- Вот на этот-то пьедестал меня и угораздило взобраться, - показал Джим, - оттуда, думаю, лучше видно, что за толпа собралась. А легавый сзади подкрался и как муху меня шлепнул. Представляю, как Джою несладко бывает. Я только через неделю очухался, а то все мысли в голове кубарем катятся. Под самый мозжечок, стервец, меня саданул.
Мак свернул к скамейке и сел.
- Знаю. Читал в докладе Гарри. И только поэтому ты и хочешь вступить в партию?
- Не только. Со мной в тюряге сидели еще пятеро их тогда же замели - мексиканец, негр, еврей и двое таких же, как и я, беспородных американцев. Конечно, они мне кое-что рассказали. Но и это не главное. Я из книг больше, чем они, знаю. - Он подобрал кленовый лист и стал неторопливо ощипывать, оставляя лишь похожие на растопыренные пальцы прожилки на черешке. - Понимаешь, дома мы все время проводим в борьбе, чаще всего - с голодом. Мой старик боролся с предпринимателями, я боролся со школой. Но неизменно мы терпели поражение. И со временем, думается мне, у нас уже укоренилось чувство обреченности. Старик мой словно драчливый кот, загнанный собаками в угол. Ясно, что рано или поздно собаки его загрызут. Но он все равно дрался. Разве это не безнадежная борьба? В такой-то безнадеге и рос.
- Дело ясное, - вздохнул Мак.- Миллионы людей живут так же.
Джим покрутил ощипанным листом, зажав черешок большим и указательным пальцем.
- Дело не только в этом, - продолжал Джим, в нашем доме постоянно жила злоба. Как дым - не про дохнешь; злились мы и на хозяев, и на полицейских, и на бакалейщика, что в кредит больше не давал. Аж наизнанку выворачивало от злобы, а поделать нечего.
- Ты суть говори, а то мне пока непонятно, - пере бил его Мак. Ты сам-то суть видишь?
Джим вскочил на ноги, повернулся к Маку, постукивая остатком листа о ладонь.
- К ней и веду: у нас в камере собрались пять человек, и выросли мы все примерно в одинаковых условиях, а кому еще и хуже пришлось. И в них во всех тоже кипела злоба, но злоба иная. Не на хозяина или бакалейщика, а на строй, породивший хозяев, - вот в чем разница. Совсем иная злоба. А еще, Мак, отличались они тем, что не было в них обреченности. Они спокойно делали свое дело, сознавая в глубине души, что рано или поздно они победят, найдут выход из тупика, которым для них наш строй обернулся. И знаешь, была в этих людях даже какая-то умиротворенность.
- Ты меня, что ли, уже агитировать начал? -усмехнулся Мак.
- Нет, я просто объясняю. Во мне никакой такой умиротворенности и надежды не было, а так хотелось узнать, почувствовать, что это. О движении левых я был начитан куда больше, чем те люди. Но читать одно, а участвовать самому - другое, они работали, они познали покой и надежду - то, чего мне так хотелось.
Мак сердито бросил:
- Ну, напечатал ты сегодня несколько писем, и что, легче на душе?
Джим снова уселся на скамью.
- Мне с удовольствием работалось, - тихо сказал он. - Сам не знаю, почему. Может, потому, что увидел какую-то пользу. Какой-то смысл. Ведь раньше у меня вся жизнь была сплошной бессмыслицей. Меня ж возмущало, что и на этом кто-то наживается. Противно, конечно, будто в мышеловке сидишь.
Мак вытянул ноги, сунул руки в карманы.
- Ну, что ж, если тебе удовольствие работать, то мы тебе этого удовольствия дадим предостаточно - смотри только от радости не умри. А научишься вырезать трафареты да управляться с мимеографом - обещаю тебе работы на двадцать часов в сутки. А если ты еще и противник наживы, то обещаю: за свою работу ты и гроша ломаного не получишь! - говорил Мак уже добродушно.
Джим спросил:
-А ты у тех ребят, ну, у Джоя с Диком, главный?
- Я? Нет, я, конечно, говорю им, что и как делать, но их никто не заставляет. Приказывать я не имею права. Все приказы - только после общего голосования.
Читать дальше