Вячеслав Вигриян - Перемещенный

— Значит так, — Кольбе говорил очень тихо, чтобы его могли услышать лишь те, кто находится внутри. — Сидим здесь, не высовываемся. Я сейчас в секретариат и обратно. Как вернусь — тогда и решим, что делать дальше, — сказал — и тотчас же исчез, оставив Степана с Джевехардом в полном недоумении.

— Можешь определить, где мы находимся?

— Попробую, — корнет неопределенно пожал плечами и виновато добавил: — Я город не очень хорошо знаю.

— Почему? — откровенно говоря, Степана не очень то и волновал данный вопрос, но говорить о чем-то было надо, тем более что унтерфельдфебель, судя по всему, ушел надолго и навряд ли вскоре вернется.

— Наш полк на территории императорской резиденции был расквартирован. Сами понимаете: закрытая зона, новичков, таких как я, в город и вовсе не выпускали. Хотя мне кажется, что я узнаю это место, — чуть приоткрыв занавеску, он еще какое-то время внимательно вглядывался в окно. — Да, точно знаю. Мы на постоялом дворе купца Семидорьева, одного из самых уважаемых людей в городе, известного ростовщика и мецената, владеющего к тому же еще и доброй частью городской недвижимости.

Пока Джевехард с похвальным энтузиазмом трепался, расписывая так и этак достоинства этого матерого купчины, Степан думал о том, как бы полученную информацию использовать, так сказать, в своих личных целях. Надежды на то, что Кольбе удастся утрясти ситуацию с канцелярскими служащими императрицы и в скором времени добиться высочайшей аудиенции с оной у него не то чтобы не было — нет, была, конечно, иначе зачем весь этот сыр-бор, но альтернативный план в случае провала оказался бы совсем не лишним.

Взвесив все «за» и «против» Степан признал, что купец для этой цели подходит почти идеально: этакая одиозная фигура, не примкнувшая ни к одной из политических партий, с толстой мошной и непомерно высокими моральными устоями, которые на поверку почти всегда оказываются лишь ширмой, прикрывающей всепоглощающую жажду к наживе. Из своего прошлого жизненного опыта он знал: у таких господ как этот Семидорьев и лапы волосатые во всех мало-мальски значимых государственных учреждениях имеются. Да что там: сама матушка-императрица, по идее, должна водить с ним знакомство!

Данная идея Степану понравилась настолько, что он даже едва не сболтнул о ней корнету и лишь в самый последний момент попридержал язык. Нет, не стоит посвящать юнца в его планы, мало ли потом как дальше все обернется?

Кольбе вернулся лишь к вечеру. Усталый, весь какой-то взмыленный и к тому же еще и злой как черт. Залез в фургон, уселся на койку, что располагалась прямо под койкой Джевехарда, да так и застыл пнем трухлявым, ненавидящим взглядом буравя ни в чем не повинного Степана. Лицо его стало чернее тучи, на нем так и было написано крупными буквами: «Откуда только вы все взялись на мою голову?»

— Что, зря сходил? — Степан приложил все силы для того, чтобы вопрос его прозвучал как можно более нейтрально.

Унтерфельдфебель не ответил. Скривился лишь, как будто от зубной боли, да сильнее сжал и без того крепко стиснутые челюсти.

— Совсем все плохо?

— Бумагомаратели ххеровы. Аудиенция назначена на двадцать восьмое число.

Степан присвистнул. Ничего себе, это же ждать две недели надо! Да, местная бюрократия оказалась на высоте в этом казалось бы свободном от подобного недуга обществе. Две недели это слишком, за две недели имперцы вполне могут успеть подтянуть с фронта дополнительные силы к осажденному городу и взять в кольцо собранное с таким трудом Клекрием войско!

— Две недели! — даже юнец-корнет понимал это и сейчас с любопытством таращился на Степана.

Ему было невероятно интересно: насколько глубоко посланец сиртей осознает сложившуюся ситуацию? Да и вообще: осознает ли? Ведь с самого раннего детства ему вдалбливали, что сирти — дремучие дикари с первичными зачатками интеллекта и вот теперь, глядя на сидящего перед ним человека с проницательным взглядом серо-стальных глаз, от внимания которого, казалось, ничто не может укрыться, он с удивлением убеждался в обратном.

— Хорошо, все свободны. Дальше я справлюсь сам. И — спасибо за помощь.

Слова Степана оказались для обоих его попутчиков полнейшей неожиданностью, даже Кольбе на какое-то время вышел из своего ступора:

— То есть как? Аудиенция записана на мою фамилию. Без меня у вас нет никаких шансов попасть на прием к императрице!

— Через две недели тема станет неактуальна. Или я попаду к императрице прямо сейчас, или общение с ней потеряет всякий смысл. Уверен: вы и сами понимаете это.