Гай Орловский - Ее Высочество

Рундельштотт посмотрел на меня с интересом.

– Ну-ну, а что хотел сказать?

– Едем мимо, – решил я, – пусть наши преследователи решат, что мы укрылись в этом замке!.. Можно даже следы оставить.

Фицрой поерзал в седле, придерживая одной рукой затихшее в одеяле существо.

– Не знаю, – сказал он в затруднении. – Юджин прав, мне рассуждается сегодня что-то не очень, хотя в остальное время я вообще-то мудр и проницателен.

– Мимо, – сказал я твердо. – Мимо и дальше. Глядя в будущее!

Из замка выметнулся на тонконогом коне одинокий всадник, понесся за нами, размахивая руками.

Я остановился, он подскакал ближе, воскликнул, живо размахивая руками:

– Глерды, ночь на дворе!.. Вот-вот луна поднимется!.. Вам лучше воспользоваться ночлегом у нас!

Я поинтересовался:

– А хозяева не против?

Он воскликнул:

– Да они рады всем проезжающим! Наш замок в стороне от больших дорог, бывает так скучно!

Фицрой смотрел на меня с надеждой, Рундельштотт и Понсоменер помалкивают, я подумал и сказал веско:

– Идя навстречу пожеланиям народа, мы принимаем ваше любезное предложение… если это не затруднит благородных и великодушных хозяев… Как зовут нашего великодушного хозяина?

– Герцог Жерардор, – ответил он с готовностью. – Его светлость герцог Анрин из рода Куренгелов.

Мне показалось, что это «из рода Куренгелов» он произнес с особой гордостью, но это и понятно, все от кого-то ведут род, чем и гордятся, а я скромно молчу, что мой род самый древний на свете: от первой умной обезьяны, а для людей другой конфессии, от второй попытки Адама.

Вокруг замка, как и положено, пусто на расстоянии выстрела из лука, только под глухой стеной замка слева огромный стог сена, хотя стена не совсем глухая: на высоте четвертого этажа виднеется узкая щель-бойница, через нее удобно отстреливаться из лука, но даже руку не просунуть, разве что ладонь.

Замок явно перестраивался много раз, я заметил это не столько по кладке, как по архитектуре, даже в застывшем обществе со временем вкусы меняются, и хотя нового ничего не происходит, но всяк отличит колонну дорического стиля от коринфского или ионического.

Меня провели по узкому коридору из восточного крыла в западное, но в центральную часть не заходили, однако даже в этом далеко не главном коридоре на стенах картины и гобелены, а когда вошли в зал, там в нишах скульптуры из белого мрамора, а полуколонны через равные промежутки поддерживают стены.

Коридор узкий, стены с обеих сторон завешаны коврами, дальше небольшой зал, не слишком пышный, а на далекой стороне дверь, размерами больше похожая на ворота, но из дорогих пород дерева, отделана серебром и золотом, на обеих половинках гербы королевства.

Перед нами распахнули обе половинки, что говорит о выказываемом уважении, тронный зал широк и роскошен, с контрфорсами, сводчатыми окнами, от двери к дальнему помосту для трона ведет красная дорожка, а в ее конце по краям двое стражей огромного роста.

На помосте трон с высокой спинкой, где вырезано изображение некого чудовища, тотем, наверное, сиденье трона застелено мягкой даже с виду шкурой.

Герцог, огромный и могучий, невероятно толстый и с отдышкой, как принц датский Гамлет, встретил нас широчайшей улыбкой.

– Как хорошо, – прогрохотал он, – не придется нам ужинать в одиночестве!.. Я, знаете ли, человек общительный. Когда дети выросли и уехали в свои поместья, так грустно и пусто в этом курятнике…

Я сказал почтительно:

– Ваша светлость, такому курятнику позавидуют и короли. Мы просто счастливы, что вы даете нам приют на ночь…

Он отмахнулся.

– Что на ночь! Оставайтесь, сколько вам угодно. Здесь места хватает для целой армии. Только зачем мне армия?.. Устраивайтесь с удобствами, я пришлю за вами слугу, когда начнут накрывать на стол.

Сбоку подошел человек в одежде управляющего, поклонился.

– Ваша светлость…

Герцог кивнул в нашу сторону.

– Покажи дорогим гостям их комнаты, а потом лично позовешь их к ужину!

Управитель снова поклонился.

– Будет сделано…

Он пошел впереди меня, держа в руке свечу, что постоянно гасла даже не от ветра, а от быстрого движения.

– Какие тупые, – сказал я с досадой. – Можно рукой прикрыть с той стороны, как парусом, можно сделать бумажный колпачок… Да, он непрозрачный, но если промаслить, то станет прозрачным, а язычок свечи не колыхнется, даже если побежишь…

Слуга поглядывал на меня настороженно, вряд ли даже понял, но Фицрой и Рундельштотт вроде бы сообразили, у обоих глаза полезли из орбит.