Юрий Иванович: Андрогин

Увы, никому помочь баба Марьяна так и не смогла. Мало того, и сама воспользоваться артефактом не сумела. Потому что погибла глупо и неожиданно. Гладила вещи на доске и заметила, что контакт в утюге пропадает во время движения. Индикатор то горит, то гаснет. Она в недоумении чуть-чуть пошевелила провод у самого входа в устройство… Ее током и убило.

Сама не своя от шока семнадцатилетняя Дарья Чернова все-таки сумела отыскать в одежде бабушки мраморный раритет и припрятать его среди своих вещей.

…Прошло много лет. Воспоминания поблёкли, стёрлись временем и событиями. Уроки любимой бабушки стали похожи на одну из многих ею рассказанных сказок. Жизнь Дарьи складывалась не просто хорошо, а шикарно. Дарья освоила сразу три ценных и уважаемых профессии, умела ладить с людьми и блистала дипломатическим талантом. Популярность у мужчин позволяла Даше вертеть ими с особой изобретательностью. Дни были насыщены спортом, профессиональными достижениями, любовными приключениями, путешествиями, интересными встречами и почти всеми доступными для человека удовольствиями. Спала она очень мало: пять, максимум шесть часов в сутки, еле-еле успевая справиться с текущими и с далеко простирающимися планами.

Доживи Чернова до глубокой старости, наверняка бы и не вспомнила перед собственной смертью о доставшемся ей наследстве. Увы, трагические обстоятельства сложились гораздо раньше.

Ей шёл пятьдесят третий год, когда во время бурного секса с официальным мужем она провалилась в мутную зыбь обморока. Очнулась в госпитале, в окружении врачей и родственников, которые почему-то избегали смотреть ей в глаза, хотя и твердили все как один: ничего страшного, простое переутомление. Её выписали домой, обязав ежедневно приходить на длительные, как сказали, восстановительные процедуры.

На самом деле её продолжали интенсивно обследовать и лечить. К сожалению, ничего не помогло. Приблизительно через месяц Дарья всё-таки узнала от коллег страшную правду и приговор для себя: у неё обнаружена неоперабельная опухоль головного мозга.

Жить больной оставалось три, максимум четыре недели.

Именно во время этой отсрочки Дарья и вспомнила сказки бабушки Марьяны. Отыскала в своих вещах мраморное яйцо и, уже не выпуская его из левой ладони, стала ждать приближения смерти.

Ей пришлось столкнуться с недоумением родных и показать твёрдость характера. Родственникам она не собиралась раскрывать тайну, сказала лишь, что мраморный амулет – память о любимой бабушке, и потребовала, чтобы не смели забирать предмет во время учащающихся обмороков. Врачи поддержали пациентку, посоветовав родне уступить в такой малости и не нервировать умирающую.

Дарью Андреевну оставили в относительном покое. А она продолжала наводить порядок в своих воспоминаниях, выстраивая их в идеальной последовательности, словно готовя для прощального парада. Особое место в этой армии занимали воспоминания о бабушке. В них оставались два до сих пор непрояснённых обстоятельства, которые добавляли интриги в существующую тайну.

Первое, о чём пару раз проговаривалась и сама Марьяна Чернова: её беседы с отцом. Подкидышем она не была, никто её не усыновлял, отчима тоже не имела. Значит, могла говорить с ним только в одном случае: проживая другую жизнь…

Конечно, домыслы ничем не подкреплялись, но… Для умирающего человека они выглядели единственно верными.

Второе обстоятельство казалось более существенным.

Шрамы бабушка получила в тридцатилетнем возрасте, попав в железнодорожную катастрофу. В неразберихе спасатели вообще посчитали её мёртвой, достали из покорёженного вагона и отложили к трупам. Но она стала шевелиться, подавая признаки жизни. Оказалось – сильнейшая контузия. Шрамы на лице так и остались уродливым напоминанием о трагедии.

После катастрофы баба Марьяна долго лечилась и получила инвалидность. Ей пришлось заново учиться говорить, читать-писать. Она не узнавала сына с мужем и маленьких дочерей, словно заново знакомилась с домом и разными бытовыми мелочами.

«Это она вживалась в новый для неё мир! – свято уверовала Даша, когда закончила приводить в порядок воспоминания и просмотрела принесённые ей тетради с мемуарами уже ушедших из жизни родственников. – Но почему же она мне в этом не призналась? – И сама же себе отвечала: – Потому что умирать не собиралась. Несмотря на изувеченное лицо и постоянно носимый с собой артефакт, вела очень активный образ жизни, выглядела живо и бодро, запросто прожила бы ещё лет двадцать. Она частенько повторяла в свои последние месяцы: «Ещё не всё тебе рассказала, лапушка, много страничек моей личной сказки ты не дослушала, любимая Дашенька!..»