Владислава Груэ - Время России

— Эскадру «Чертей» не пустишь? — улыбнулся офицер. — Как бы они нас сами не пустили — на запчасти. Наши это. Теперь уже можно говорить. Они нам на усиление идут для рейда…

— Какого рейда?

— На европейскую матку, — неохотно сказал офицер. — Должны были. Просто европейцы успели первыми. А теперь… ну, не знаю. Приказ отдан, они и идут. Служба идет, и они идут.

— Вон они, — пробормотал командир. — Стрелки! Кэп, м-мать, не тормози! Эй, там, на «Чертях»! Откройте личики! Иначе бью на поражение!

— Ты дурак? — прорвался возмущенный голос. — Какое тебе личико на пяти тысячах? Сгенерированное? Так мы сейчас, махом по каталогу подберем!

— Стрелок-один, у нас торпеда осталась? — спросил командир. — Подорви-ка головного.

— Как подорви? — всполошился офицер. — А… а торпеду потом как списывать?!

— А никак, она ворованная, — процедил стрелок и тронул панель управления огнем.

Дисколет еле заметно качнулся.

— Дебилы?! — возмутился голос.

— Недолет, — хладнокровно констатировал командир. — Стрелки, готовность раз. Пилот…

— Как мы тебе личики откроем, как?!

— Садите на диск парламентера, даете импульс в нашем направлении, и пусть летит, — посоветовал командир. — Мы тут поймаем. Наверно. Если прицелитесь точно. И если парламентер понравится обликом.

— Нет, вы не дебилы, вы…

— Я выйду! — вмешался кто-то звонкоголосый и решительный. — Ловите.

Они молча проследили яркую звездочку парламентера.

— Вроде без бомбы, — неуверенно сказал стрелок. — Мне нравится.

— Серж, принимай, — решил командир.

Пилот прицелился, немного подвинул дисколет, спассировал. Все прислушались. Снаружи вроде брякнуло.

— Олег, люк, — напомнил командир. — И, это…

— Дулом промеж лопаток! — согласился стрелок радостно.

Фигура в знакомом, самом надежном в мире российском скафандре ловко ввинтилась внутрь. Восстановилась атмосфера. Щелкнул лицевой щиток.

— Опа! — поразился стрелок. — Я не понял, сегодня женский день?

— Сержант Милая, — зло представилась девушка. — Ну?

Командир посмотрел на светлые кучеряшки, подумал, потянулся к связи.

— Прибыло усиление, — доложил он. — Пропускать?

— А вы их стопанули? — гоготнул невидимый диспетчер. — Ну вы дебилы! Это ж спецназ с матки-три, эскадра амазонок! Девушкам мы всегда рады! Пропускай, конечно! Да, и снимайтесь сами, автоматы на подходе.

Командир еще посмотрел на амазонку, подумал.

— Подбросить, или своим ходом? — наконец спросил он.

— Вы бы так воевали, как устав исполняете! — язвительно заметила Милая. — Вся матка в дырах! У вас, похоже, «тринадцатый» один за всех пашет, остальные дебилы!

Захлопнула щиток и демонстративно отвернулась.

— Эскадре проход разрешаю, — решил командир.

Истребители грозным строем проплыли мимо. Трассеры недвусмысленно провернулись, провожая прицелами наглую «семерку».

— Не страшно! — прокомментировал стрелок.

Офицер с ним не согласился, но промолчал. Пилот пристроился следом за эскадрой, дождался своей очереди, опустился на слип. Резко скакнуло и выровнялось тяготение. Опустилась наружная перепонка, облепила, подтолкнула к корпусу. Раскрылись и тут же захлопнулись створки. Всё.

— Ну, посмотрим на амазонок! — радостно сказал стрелок и полез из компенсатора.

— Ну и как мы все здесь поместимся? — проворчал пилот. — В ремзону, что ли? Командир?

— Я вот думаю, — медленно сказал командир. — До чего мы докатились — женщин бросаем в бой! Знаете, ребята, мое терпение кончилось!

Экипаж остановился, даже сержант Милая удивленно оглянулась.

— И что теперь? — непонимающе спросил офицер.

— Теперь — всё! Потому что мое терпение — кончилось!

Командир пер мощно и неотвратимо. Офицер еле успел посторониться.

— Куда это он? — спросил офицер у стрелка.

— Психушка! — охнул стрелок. — Держи его! М-мать…

И с разбегу прыгнул командиру на спину. Тот стряхнул его не останавливаясь.

— Да помогай же, кэп, не тормози!

До офицера наконец дошло. «Психушка», вот что это было. Особая, только в космосе бытующая болезнь. За недели дежурств в пустоте, в тесном элементаре, дни и ночи с одними и теми же людьми, не отвернуться, не побыть в одиночестве — вроде все нормально, но накапливалось что-то мутное, болезненное, копилось по крохам, чтоб прорваться в самый неожиданный момент дикой злобой. И тогда оставалось лишь молиться Даждь-богу, в которого никто не верил, чтоб у взбесившегося в данный момент не оказалось в руках оружия. Считалось, что психушка прорывается почему-то лишь на базах. Офицер не без основания считал, что в вылетах на дежурство тоже — просто некому было потом доложить о случившемся.