Андрей Посняков - Ливонский принц

Ученый секретарь, доктор богословия и права герр Леонард Франц, недавно нанятый Магнусом для всяких, подобных нынешнему, дел, внешностью напоминал всем известного жюльверновского Паганеля – такой же нескладный, сутулый, рассеянный.

– Теперь подпишите, ваше величество. И надо приложить большую государственную печать.

Леонид живенько поставил подпись: «Магнус Ливонский», – причем сделал это без всяких угрызений совести – имел право! Потому как правил своим королевством уже далеко не первый день и сумел заслужить уважение подданных. А теперь вот одним росчерком привлекал на свою сторону все эстонское крестьянство.

– Бароны будут недовольны, мой король, – осторожно напомнил доктор.

Магнус скривился:

– И черт с ними, справимся. Буде кто заартачится – пушки есть, войска пошлем. Хотя – а зачем войска? Крестьяне-то на что, а? Пропиши-ка ниже, в примечаниях, их право на восстание против нарушителей королевского указа!

Уж кого Арцыбашев вовсе не собирался ублажать, так это баронов – сильных и богатых было мало, а мелкие жили за счет королевской службы… либо предательством и разбоем.

Подумав и допив вино, Магнус издал еще один указ – о развитии торговли с Московией. Сие эксклюзивное право, пожалованное царем Иваном Васильевичем пока что только Нарве, не худо было бы распространить и на свое королевство. Чтоб бюргеры богатели, чтоб им было с чего налоги платить – ибо царские денежки уже, увы, кончались… А король еще собирался восстановить, точнее говоря отстроить заново женский монастырь, сожженный людишками фон Эльзера.

Слава богу, пока голова не болела о Ревеле – осада-то была снята. Однако по всей Ливонии шастали шайки различного воинского люда, и даже находились русские войска, осаждавшие крепости, принадлежавшие ныне неизвестно кому – то ли полякам, то ли шведам. Все это создавало нервозность и сильно мешало экономическому развитию королевства, кое Арцыбашев, ничтоже сумняшеся, уже искренне считал своим, несмотря на шаткое положение вассала московского государя.

Государственные дела, к слову сказать, Леониду неожиданно пришлись по душе. Ему нравилось заботиться о процветании подданных, придумывать законы, разбирать тяжбы… все это отвлекало от тяжких дум.

Впрочем, особенно-то скучать не давали – война-то шла… Вот уже и шведы, ободренные снятием ревельской осады, высадили десант на острове Эзель-Сааремаа, юридически принадлежащий не понять кому – то ли Дании, то ли ее принцу Магнусу – Ливонскому королю. Эзельцы, впрочем, в большинстве своем считали себя ливонскими подданными, благо «добрый король Магнус» не семь шкур драл… в отличие от тех же шведов. Еще вчера с Эзеля – из единственного тамошнего городка Аренсбурга (Курессааре) – явился гонец и был принят его королевским величеством со всей подобающей милостью. Гонец – один из почтеннейших местных бюргеров, оптовый торговец рыбой – слезно просил защитить остров от наглых разбойников шведов, что ему и было обещано.

Слава богу, рыботорговец не заметил в короле подмены – в конце-то концов Арцыбашев все же сильно походил на настоящего Магнуса, особенно – издалека. Однако показываться в Аренсбурге было бы слишком опасно – могли и узнать, верней, не узнать, да слухи пошли б, мол, король-то не настоящий! Этого следовало избегать, по мере возможности.

Таким образом, показываться в Аренсбурге король вовсе не собирался, а подумывал о том, чтобы оборонять остров с моря – потопив к чертям собачьим все ошивающиеся там шведские корабли. Тем более тот же эзельский посланник принес весть о том, что адмирал Ивана Грозного Карстен Роде с парочкой кораблей вырвался-таки на волю и, захватив по пути два шведских торговых судна, направился в Нарву. Вот туда-то и выехал король Магнус с частью войска уже на следующий день после обнародования антикрепостнического указа.

Нарва встретила его величество серо-бирюзовым блеском моря и холодным ветром. В порту, у причалов, покачивались многочисленные рыбацкие суда, торговых было меньше, да и те местные. Корабли Ганзы и уж тем более голландцев и англичан в Нарву давненько не заходили, вполне справедливо опасаясь шведских каперов.

Среди местных судов уверенно разместились недавние пришельцы: изящная каравелла шведской постройки – с башенками и расположенным под бушпритом парусом-блиндом, небольшой двухмачтовый хульк и два пузатых торговых когга – один с тремя, а другой аж с четырьмя мачтами, несущими по одному большому парусу. Передники мачты коггов были по традиции заметно наклонены вперед, к бушприту, задние несли косые паруса, как и на каравелле и хульке, только на каравелле паруса были меньше и уже, что значительно облегчало управление, да и каждая мачта несла не по одному, а по два паруса. Зато грузоподъемность когга была куда больше.