Владимир Поселягин - Дитё. Князь

– Лето… – вздохнул я и, широко улыбнувшись, продекламировал: – Румяная хозяйка Лето, плодородных земель, цветущих садов и пресных вод. Природа благоухает, щедро одаривает теплом, заботливо омывает дождями и согревает жарким солнцем, награждая за терпение и труд дарами плодоносного урожая.

Когда я почти пересёк луг и начал подниматься по склону холма, скользя сапогами по влажной траве – всего час назад прошёл небольшой дождь, – левее блеснули купола небольшой церквушки. Саму церковь ещё было не видать, но колокольня, крашенная белой известью, уже виднелась.

Подумав, я свернул к небольшому сельцу. Через него пробегала дорога, думаю, там есть харчевня для постоя. Пора отдохнуть на нормальной постели и поесть нормальную пищу. Сам я тоже неплохо готовил, но своя еда уже начала приедаться, да и курочку жареную захотелось.

На околице мне встретилась стайка мальчишек, что с интересом осмотрели меня и сопроводили до дверей небольшой одноэтажной харчевни.

– Добрый день, сударь, – спокойно поздоровался местный хозяин. – Меня зовут Евлампий Прохорович. Пообедать или на постой?

– Всё вместе, – скинул ношу на пол, невольно стукнув прикладом ружья по полу, и осторожно положил сверху гитару. – Устал очень.

– Пешком идёте? – поинтересовался хозяин, отдав распоряжение на кухню.

– Вынужден. Был у меня старый отцовский кавалерийский конь, да ночью увели его. Кто, не знаю. Вот и иду пешком… Тяжело. Батенька ссудил меня некоторыми количеством средств, вы не подскажете, можно ли у вас в селе купить какого коня?

– У мельника есть верховой, но он его не продаст, – задумался хозяин, пока пышная девка лет двадцати накрывала на стол. – К барину бы вам, но он живёт дальше, километрах в десяти, в поместье. У него верховые кони есть, но продаст он их или нет, того я не знаю.

– Я попробую до него дойти, узнать, – кивнул я.

– Сейчас поспрашиваю у сельчан, может, кто едет в ту сторону, подвезёт.

Пока я обедал, – было часа два дня, – хозяин пропадал на улице. Под конец моей трапезы он вернулся.

– Пётр-кузнец едет как раз в поместье. Он согласился вас подвезти, молодой господин.

– Благодарю, Евлампий Прохорович.

Расплатившись за вкусный обед, я взял с собой целый пирог с начинкой из картошки и рыбы. Разрезанный на два куска, он был завёрнут в чистую холщовую тряпицу и убран в одну из моих сумок. Дождавшись, когда прислуга хозяина положит мои вещи в телегу подъехавшего кузница, я тоже сел в телегу. Расплатился за обед не особо щедро, как и полагается небогатому дворянину. Но сверху накинул, чему Евлампий Прохорович был рад.

Пока мы ехали, я слушал разглагольствования кузнеца. Он уже знал, для чего я еду в поместье, поэтому описывал всех верховых лошадей, что держал помещик, так как сам подковывал их. За информацию я поделился с ним куском пирога – двигались мы уже полтора часа, и вот-вот должно было показаться поместье, так что успели проголодаться на тряской телеге.

С местным помещиком, Петром Вайнаковским, мы быстро нашли общий язык. Он покачал головой, сказав, что на землях соседа такое бывает, похищают лошадей, и после небольшого колебания дал согласие продать мне мерина, который также подходил к преклонному возрасту. Цена была смехотворной, поэтому я согласился, и мы ударили по рукам.

На предложение местного хозяина переночевать я отказался, сказав, что спешу. Причиной отказа было предложение посетить сегодня баньку, она была как раз натоплена. Понятное дело, сверкать шрамами мне было неохота, а так я бы попарился. Тем более хозяйка с детьми была в отъезде, и барин предавался разгулу с несколькими крестьянскими девками. Одна была в моём вкусе, очень даже ничего. Эх-х!..

Мерин с именем Сивый уже был осёдлан конюхом, я проверил коня под любопытным взглядом вышедшего во двор барина, после чего мы с ним распрощались, и я, вскочив в седло и проверив, как закреплены сумки, выехал с территории поместья.

Проехав буквально километров семь-восемь, проверяя, как мерин на ходу – тот оказался вполне на уровне, нёс меня уверенно и спокойно, я бы даже сказал флегматично, – остановился у озера на ночёвку.

Ночью, полулёжа на подстилке из одеял, я поглядывал на языки огня, бурливший на костре чайник и, перебирая струны гитары, напевал фривольную песенку, как вдруг в глаза бросилась небольшая странность. Кисти рук слегка светились.

– Ну наконец-то! – радостно воскликнул я, убирая гитару в сторону.

Сняв с костра чайник, я поставил его на траву, после чего начал разоблачаться. Полностью, пока не встал у костра совершенно голым. Привычно вызвав свечение – откликнулось оно молниеносно, – провёл ладонью левой руки по запястью правой. У меня на глазах кисть руки временно онемела, короста от ран начала отваливаться, уродливые шрамы исчезли, и кожа приняла чистый вид. Разве что цвет у кожи был разный, руки-то загорели. Я последние несколько дней упражнялся с револьвером. Стрелял-то как бог, скажу без лишней скромности, но я нарабатывал вместе с тренировками по стрельбе ещё навык быстрого извлечения оружия. Выхватывания из кобуры, если проще. Прогресс был налицо. Тренировался я или в рубашке, или с голым торсом, так что загореть успел.