Владимир Поселягин - Комсомолец

— Черт! Их четверо!

После этого рванул вглубь леса, где действительно мелькала спина четвертого диверсанта. Он так убегал, что отбросил автомат, я как раз мимо него пронесся. Бежал я, стреляя веером на ходу в сторону четвертого диверсанта, надеясь попасть случайной пулей. Остановиться я не мог — упущу.

В диске вроде как остался едва десяток патронов, когда впереди раздался вскрик, и я заметил падение бандита. Пробежать мы с ним успели не больше полукилометра. Мне-то ладно, я был привычный, постоянно бегаю, а вот как там бандит?

Подбежав, я радостно воскликнул:

— О, как я удачно попал! Прямо в ж…у! И ведь специально не целился, на удачу понадеялся. После этого попробуй скажи, что пуля — дура.

В это время подбежал Павлов. Кроме карабина в руках на плече у него висел автомат беглеца.

Мы быстро разоружили диверсанта, сняв ремень с кобурой, после чего я приступил к допросу. С силой пнув по заднице пленника, я заорал, пытаясь морально подавить его:

— Цель! Задачи! Говори, падаль!

— Разве так можно?.. — попытался урезонить меня пограничник, когда я стал бить ногой по ране диверсанта, вызывая у того все новые и новые стоны и крики.

— С такими только так и можно, — отмахнулся я и добавил: — Постой в сторонке, не мешай.

Через пять минут я узнал все, что можно, и допросом занялся Павлов. Его заинтересовало упоминание диверсанта о том, что они вчера перехватили машину, полуторку.

— Сука, — встав с корточек, Павлов пнул в бок диверсанта. — Это была наша машина. Мы ее еще вчера днем из отряда ждали.

— Понял, где она находится?

— Да, я этот овраг знаю, он недалеко от дороги, — кивнул пограничник и, посмотрев на бандита, спросил: — Ну что, берем?

— Куда? — удивился я.

— Так к нашим его надо отнести.

Вскинув автомат, я выпустил остаток патронов и бросил, двинувшись к месту первого боя:

— Делать тебе больше нечего, с этой падалью во зиться.

Павлов стоял и неверяще смотрел на истерзанную пулями гимнастерку на груди диверсанта.

— Но так нельзя, это не по закону! — воскликнул догнавший меня пограничник.

— А в спины вам стреляют по закону? Очнись, боец. Я вот очнулся и в плен их не беру, разве что вот так допросить да прикончить.

— Совсем не берете? — снова перешел на вы боец.

— В трех десятках схваток был и ни разу не брал… О, старшина закончил потрошить тела.

— Ушел? — поднял голову старшина, настороженно нас разглядывая.

— Нет, но скончался, получив тяжелое ранение. Правда, успел нам нашептать, кто они и откуда.

— Они Сеньку перехватили. Убили его, а машину спрятали, — хмуро добавил Павлов. — Тут недалеко, у Заячьего оврага.

— Вы тут заканчивайте, а я пойду к себе… Кстати, старшина, задача этой группы — обстрел немецкой территории с возможными ранениями немецких пограничников. Потом они должны были отойти и после начала обстрела заставы с той стороны вернуться и уничтожить из снайперской винтовки комсостав. Отсиживались они на хуторе местного поляка Кшиштофа.

— Ясно. Обстрел того берега — повод для конфликта, обстрел заставы и лишение комсостава — чтобы мы недолго продержались, — хмуро бросил старшина.

— В точку попал. Винтовку я возьму.

Подхватив с травы винтовку и пояс с подсумками, я направился обратно к лагерю. Удалившись метров на двадцать, обернулся. Было видно, что Павлов докладывает подробности захвата четвертого. А старшина, слушая его, провожает меня тяжелым взглядом.

— Законники, — сплюнул я и направился дальше.

При приближении к лагерю мне навстречу выскочил Шмель и стал радостно носиться вокруг, тыкаясь головой в сапоги. А из-за дерева выступил третий пограничник, что охранял лагерь.

— Что там было? — требовательно спросил он.

— С нашей стороны потерь нет, уничтожено четыре диверсанта в нашей форме. Взяты документы и оружие.

— А где старшина?

— Там, с телами. Своими делами занимается. Это ваши бумажные проблемы, я в них не лезу. Мое дело только диверсантов отлавливать, бумажной канители нет, — ответил я и, положив оружие в повозку, стал накладывать в миску Шмеля похлебку. Покормить его перед боем я не успел.

Щенок был голодный, поэтому сразу стал жадно есть, потом ухватил кусок крольчатины и убежал под повозку.

Пограничник явно беспокоился, что нет его товарищей, поэтому, пока я пил чай, ходил от дерева к дереву, поглядывая то на меня, то в глубину леса.

— Товарищ лейтенант! — вдруг с некоторым облегчением воскликнул он.