Владимир Поселягин - Осназовец

Оставив склад в покое, я по дну оврага стал уходить в тыл. Вот-вот рассветет, да и так было достаточно хорошо видно, поэтому шел я настороже. В тылу должна быть охрана, как без нее?

Оставив позади стоянку машин, там же были и кухни, две я точно рассмотрел, как и часового, что бродил рядом, продолжил по дну уходить все дальше и дальше.

За позициями немцев, примерно в километре, находился лес. Судя по карте, довольно приличный, овраг до него доходил, но мельчал и был уже по пояс, поэтому пришлось ползти по-пластунски. Когда появился краешек солнца, я был на опушке, и как только кусты скрыли меня, подхватил сидор и метнулся вглубь леса.

Овраг все-таки был заминирован, я обнаружил двадцатиметровую полосу минирования. Снял две противопехотные мины, что отняло у меня минут десять времени. Они сейчас лежали у меня в сидоре как замена гранате.

Углубляясь в лес, я обнаружил тропинку. Хорошо так натоптанную тропинку. Вот бесшумно двигаясь метрах в десяти от нее, я и углублялся дальше в тыл. Тут у немцев войска стоят, может, и не одна полоса обороны, как у наших, стоит поостеречься.

Тропинкой, как я понял, пользовались помощники повара, уже трижды видел, как они пробегали мимо с ведрами. Присев на пару минут, я достал карту и определил, что впереди должно быть озеро.

Так дальше и двигался, поэтому каково же было мое удивление, когда я прошел кустарник и вышел к кустам камыша, за ними был обрыв, и метрах в двух внизу плескалась речка. Дна видно не было, хотя вода была чистой, да и ширина была всего метров пять. Достав еще раз карту, я убедился, что этот ручей, или все же речушка, у меня не отмечен.

— Топографы долбаные, — пробормотал я и, посмотрев на солнце, что поднялось достаточно высоко — был десятый час, — и начал раздеваться. Искупаться хотелось просто до мурашек.

Меня не беспокоило то, что где-то рядом шумели моторами грузовики и совсем близко изредка подавала голос батарея гаубиц — кусты густые, попробуй заметь.

Оттолкнувшись от берега, я солдатиком ухнул в воду. Холодная и бодрящая, она приняла меня в свои объятия с головой. С глубиной я не ошибся, по шею было. Подрабатывая руками, я лег на спину и довольно зажмурился.

Не сразу, но боковым зрением я заметил, что стена камышей на берегу движется. Речка оказалась с характером и имела неслабое течение. Сверху я его не разглядел.

Развернувшись, я хмыкнул — метров на пятьдесят унесло.

— Ганс, так вот кто воду взбаламутил. А ты говоришь, мне показалось… Эй, малец, вылезай. Бить не будем, ком-ком.

Обернувшись, я рассмотрел голову в форменной пилотке вермахта. Тело и остальное скрывали густые камыши. Сделав непонимающее лицо, я направился к нему, тот махал рукой, подзывая.

Приблизившись, я понял, в чем дело. В камышах был прорублен проход и сделан мостик, с которого помощники повара набирали воду. Я их узнал, это они бегали, да и второй невысокий и сутулый немец был тут же. Ведра стояли на берегу на влажной траве.

Быстрый осмотр показал, что у сутулого винтовка за спиной, тот, что поздоровее, и который подзывал меня, никакого оружия, кроме тесака в ножнах на поясе, не имел. Видимо, не опасался бегать в своем тылу без оружия.

— Зачем он тебе, Людвиг? — спросил сутулый.

— Пусть ведра несет, вот смеху будет, голый русский мальчишка с ведрами, — засмеялся тот, подавая мне руку и помогая подняться на мостки.

— Не очень-то он на мальчишку похож, вон, мускулы какие. Наверняка деревенский, у моего сына в шестнадцать такие же были, а он большой сноп на самый верх закидывал. Сил хватало.

— Ничего, донесет, там посмотрим, что с ним сделаем, — потрогав мои мускулы на левой руке, сказал немец Людвиг.

Выхватив из его ножен штык, я коротким замахом перерубил ему горло и метнул тяжелый клинок в сутулого. Тот дернулся, и лезвие вошло ему в плечо. Заорать он не успел. Оскальзываясь на мокрой траве, я уже подбежал и ударил по затылку, вырубая его. Выдернув, я осмотрел штык:

— Отличный клинок, надо сказать.

Думаю, стоит пояснить, откуда я знаю немецкий язык. Не то чтобы я им владел как русским. Понимал все, допрос провести мог, но вот говорил с трудом. Еще тогда, осенью прошлого года, когда понял, что мне с линией партии не по пути, я начал готовиться. Ну, схрон — это понятно, однако я и сам просвещался. Английский я немного знал и стал искать того, кто меня в нем подтянет. На базе осназа одним из курсантов был сын испанских коммунистов, который после войны у них перебрался вместе с родителями в Союз. Он в совершенстве владел испанским, английским и неплохо говорил по-русски, акцент приятный такой был. Я его взял к себе, пулеметчиком тот был неплохим, но жутким раздолбаем. Как мне потом пояснил Лучинский, он воевал в Испании, там все такие. Парень до момента ареста бегал со мной по разным заданиям и все эти семь месяцев учил двум языкам — английскому и испанскому. Так что я обоими владел неплохо, даже теперь и писать умел на обоих, Дмитрий, ранее Диего, меня этому научил.