Владимир Поселягин - Осназовец

Закончив с этим делом, я повесил ставший заметно тяжелее сидор за спину, покинул квартиру и дом. Несколько часов у меня есть, и нужно их использовать, потом нужно покинуть город, другого шанса не будет. В данный момент Бандера находился в здании комендатуры, но он сидел в камере-одиночке. Гауптман пояснил, что его временно доставили из концлагеря по заявке местной оккупационной администрации, у которой возникли некоторые моменты недопонимания в сотрудничестве с местными националистами. Казнили они некоторых лидеров, взяв их на краже, а то, что те зверствовали на местных территориях, администрацию, похоже, волновало мало. Главное, они украли у немцев. Немцы все, что принадлежит местному населению, считали своим, а раз не сдали в общак — значит, воры. Проще говоря, те не поделились трофеями, снятыми с замученных жертв, а у евреев золота мно-о-ого было, вот немцы и обиделись. Серьезно обиделись, почти тысяча националистов, включая лидеров, были расстреляны в Бабьем Яру, там они еще и другие делишки припомнили. Те тоже обиделись, и возникло напряжение, то есть до противостояния еще не дошло, в смысле до того момента, когда начинают рвать глотки друг другу, но немцы поняли, что перегнули палку, и вступили в переговоры. Одним из условий от националистов стал Бандера. Интересно, что будет, если Степку-Говнюка убьют у немцев под защитой? Война? Сейчас, по словам гауптмана, все на грани стоит. Националисты готовы в леса уйти, а их в Киеве и окрестностях ох как много. Правда, там разные партии, часть-то все равно останется верно служить оккупантам, но некоторая часть действительно будет воевать с немцами.

Это было мнение капитана и его руководства. Я же считал по-другому. Националисты утрутся, они всегда утирались, что бы с ними ни делали, но напряжение останется, и будут по-тихому гадить друг другу. Что тоже неплохо.

Я вернулся на площадь и, подведя свои часы — они немного отставали, — сунул руку в карман куртки, где у меня находился «вальтер» с накрученным глушителем. Через дыру наружу выходили ствол и глушитель, скрытые полой. Мне это нужно было, чтобы не оставлять улики, то есть гильзы, они после стрельбы останутся в кармане.

По словам гапутмана, Бандеру должны были в четыре дня отправить на встречу, поэтому встреча была назначена на сегодня в большом ресторане. Пока было полчетвертого, так что я спокойно стоял у афиши, поглядывая на прогуливающихся горожан, и косился в сторону комендатуры. Когда ко входу подкатили две легковые машины и из здания в сопровождении трех офицеров вышел Степан, я только улыбнулся. Тот был в черных выглаженных брюках, в белой рубахе, с курткой в руках и непокрытой головой, начищенные штиблеты буквально блестели, отражая солнечные лучи.

Где находится ресторан, я знал, как и то, на какую улицу свернут машины, поэтому стоял у нужного перекрестка.

Машина, в которую посадили Бандеру, была кабриолетом с убранным верхом, то есть всех пассажиров и Степана было хорошо видно. Двое офицеров стиснули его с боков, сидели они на заднем сиденье. Ну, а когда они проезжали мимо, я, встав на краю тротуара рядом с пожилым мужчиной, трижды нажал на спуск, отчего Степан трижды дернулся. Скорость была небольшая, да и расстояние всего метров пять, так что не промахнулся и, развернувшись, прогулочным шагом направился по площади мимо комендатуры в сторону другой улицы.

То, что их подопечный убит, сопровождающие офицеры, видимо, поняли не сразу. Скорее всего, когда кровь начала растекаться по рубахе — три пули в грудь как-никак, поэтому я услышал сигналы и крики тревоги, когда почти пересек улицу. Некоторые немцы и офицеры насторожились, как и все вокруг, я тоже остановился и удивленно прислушался. Кто-то побежал к машине, кто-то поспешил прочь, я последовал примеру последних. Шел быстрым шагом, но не бежал, бегущий человек привлекает слишком много внимания. Нужно было поторопиться, пока не перекрыли все выезды из города, задерживаться тут я не планировал.

Запрыгнув в трамвай, я оплатил билет и встал в проходе, все сидячие места были заняты. Пересек на трамвае половину города, после чего покинул его и направился дальше. Город, конечно, изменился, то есть изменится в будущем, но в принципе, ориентироваться мне это не мешало.

Заметив впереди знакомую телегу с копной сена, я прибавил шагу, стараясь ее догнать.

— Доброго вечерочка вам, дед Михей, — поздоровался я на украинском с тем дедом, что подбросил меня до города.