Александр Сапаров - Путь к трону. Князь Глеб Таврический

Как этому Комнину удалось уничтожить столько людей?

Он опросил уже несколько десятков своих воев, завоеводчиков, не позванных на пир и оставшихся в живых, – никто не мог понять, как произошло это ужасное событие. Ведь все воины внешней охраны остались живы, они ничего не видели и не слышали. Их казнили прямо у погребального костра и сожгли вместе с убитыми на пиру. Не очень понятно было вначале, почему так неохотно рассказывали о том, при каких обстоятельствах нашли его зятя, но он все же выяснил, что рядом с ним обнаружили двух истерзанных девочек. Может, Господь в своей неизреченной милости отвел от его дочери такую судьбу?

Но ведь у Диогена остался сын Василий, он тоже может претендовать на трон василевсов.

И воевод у него еще хватает. Старый князь решил:

– Готовлю весной поход, Иоанн Войтишич [19] Киевский воевода XII века. поведет рати.

В комнату вошел старый слуга:

– Княже, тут купец Репа грамотки передал. Привез он их с Нова́города, просил в руки отдать.

Владимир Всеволодович оживился: купец был его доверенным и передавал письма от Ратибора. Уже почти год от старого воеводы не было ни слуху ни духу.

Князь решительно сорвал печати с кожаного мешка и вытащил с десяток берестяных грамот.

Несколько грамот сообщали расклад сил в Новгороде, князь читал их не особо внимательно. Но неожиданно его внимание привлекли следующие строчки:

«А в прошлом годе пришел ко мне из лесов дремучих волхв Яровид, на волокуше привез отрока спящего, просил научить его бою оружному. Не мог я, княже, в том отказать старцу зловредному. Когда же посмотрел на отрока, был он лицом с тобой схож, как будто в колодец на воду ты посмотрел. И вспомнил я сразу историю ту давнюю, когда сынок твой Глеб пропал на охоте от Аладъеки неподалеку, ты тогда сына своего старшего Мстислава чуть не убил за то, что за братом не уследил. Но все же сомнительно мне было, а когда посадник Павел узрел его, тоже в сомнение пришел. Когда же учил его оружием биться – так прямо все ухватки твои у него. Вот только Константином он назвался. И ростом он почти с целую сажень, не вру нисколько, крест на том целую. А так и по возрасту все подходит. Сколько я Яровида ни пытал, только хмыкает и ничего не говорит.

Одно твердил – мол, сей отрок всю землю Русскую на уши поставит и всем соседям укорот даст.

А ныне отправился этот Константин в Киев, думаю, что должен он в войске у тебя быть, прошу, найди и посмотри на него сам. Чувствую, не просто так Яровид вокруг него хлопотал.

Может, действительно Божий знак это какой?»

Владимир в волнении встал и заходил по светлице. Глеб… Когда прочел это имя, сразу нахлынули воспоминания. Еще когда через год после рождения Георгия жена вновь понесла, он дал себе зарок назвать ребенка, если родится мальчик, Глебом, как звали умершего в младенчестве его сына от первой жены Гиты Уэссекской. Почему так решил, он не понимал и сам. Но Господь наказал его за это. В десять лет его сын пропал на охоте, на которую так необдуманно взял его Мстислав: взрослый князь перепоручил мальчишку слугам, и тот вместе с ними и исчез. Мстислава, как и всех, кто редко видел Глеба, обманула его внешность, он уже в десять лет был высоким и худым, как жердь, выглядел подростком, и Мстислав не понял, что это еще, в сущности, ребенок. Поиски никаких результатов не дали. Мстислав год замаливал свой грех, со временем тяжесть утраты ушла, да тревоги и повседневные заботы не давали времени вспомнить о потере.

– Да не может быть, помстилось старому воеводе, – решил Владимир.

Но все равно что-то его беспокоило. Он накинул простое корзно и вышел во двор. Подозвал стоявшего неподалеку ключника. Хмуро посмотрел вокруг. Ему не очень нравился Киев: побывав на княжении во многих городах Руси, он наконец достиг своей цели, и она сейчас тяготила его. Два года он живет в княжеских хоромах, но до сих пор они кажутся ему чужими.

Подбежал ключник:

– Владимир Всеволодович, чего хотел?

– Пошли-ка быстро за воеводой Войтишичем, пусть передадут – дело у меня до него важное.

Ключник побежал искать посыльного, а князь, поежившись в легкой одежде, вновь поднялся в терем.

Когда вызванный воевода зашел в светлицу, князь усердно выводил гусиным пером добавления и поучения своим детям: «…Не ленитися… и тружатися. Первое, Бога деля и душа своея, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню творя неоскудну, то бо есть начаток всякому добру…»

Услышав, что кто-то зашел, Мономах оторвался от письма и поздоровался с воеводой.