Александр Сапаров - Путь к трону. Князь Глеб Таврический

Вечерами после ужина нас развлекал Егорий своими рассказами о службе в княжеской дружине, о сражениях с печенегами и половцами. Я упросил его научить меня работе с кистенем, которым он владел как фокусник, и мы по утрам развлекали своих товарищей, скача в доспехах по мокрой от росы траве и дико крича при удачных ударах. Незаметно прошло плавание по Двине – и вот опять волок, и наконец наша лодья плюхнулась с катков в воду Днепра, и теперь уже можно было идти под парусом вниз по течению, а веслами пользоваться только для маневров.

Я лежал на сухой траве и смотрел в ночное небо будущей независимой Украины. До Киева оставалось два дневных перехода. Для звезд девятьсот лет было ничто, и, глядя туда, можно было подумать, что я лежу в своем времени и в своей молодости. Как и тогда, громко трещали цикады, звездный купол неба в разных направлениях чертили сгорающие метеориты. Круглая луна огромным диском нависала надо мной. Сегодня мне попала третья стража, и все мои спутники, завернувшись в потрепанные половецкие кошмы, крепко спали. Костер, в который я больше не подкидывал хвороста, уже догорел, и только угли светились тусклым багровым отблеском. Неожиданно до меня донеслось еле слышное, сразу оборвавшееся ржание лошади. И почти тут же из темнеющего леса пришел запах немытого тела и перепревшей кожи. Адреналин ударил в голову мгновенно. Я был вновь бодр и свеж, как будто это не меня долю секунды назад клонило в сон. Мне повезло улечься в небольшой ложбинке, как раз по направлению вероятного приближения степняков. Поэтому, тихо повернувшись на живот, я надел ременную петлю кистеня на правую руку и, почти не дыша, ждал. Шорох травы становился все громче, и когда непокрытая бритая голова степняка показалась из ковыля, мой кистень с чмокающим звуком ударил его в висок. В ночной тишине этот звук показался мне громче выстрела, я затаился, но все было спокойно. Лазутчик, видимо, был один. Когда я подполз к убитому, тот лежал, уткнувшись носом в землю. В момент смерти он обмочился, и я попал коленом в эту лужу. Чертыхаясь про себя, быстро охлопал свою жертву и, забрав саблю и увесистый кошель, висевший на поясе, пополз к костру.

Когда я слегка тронул Егория за плечо, тот сразу все понял.

– Кто? – еле слышно спросил он.

– Не знаю, по виду вроде степняки, вот видишь, сабля какая.

Мы принялись тихонько будить своих товарищей. Костер к этому времени совсем потух, и почти ничего не было видно. Все быстро собрались, и наша лодья уже отходила, когда с высокого берега донеслись вопли и конский топот, и на фоне светлеющего востока были видны силуэты всадников. Они подоспели к воде, когда мы были почти на середине Днепра и закрылись щитами от возможного обстрела.

Один из половцев заехал в воду почти по грудь коню и закричал:

– Купец, я знаю, кто ты, между нами кровь моего сына, теперь, пока я не вырежу вас всех, не успокоюсь! Это я вам говорю – Джурай-хан!

Когда я вопросительно повернул голову в сторону Егория, тот пренебрежительно махнул рукой:

– Не бери в голову, в степи таких ханов на каждом кургане по штуке, а обещают они всегда много. Этот еще просто зарезать грозился. А вот что они тут делали? Странно, что-то высоко они по Днепру поднялись, надо будет в Киеве воеводу известить.

Днем, когда мы, голодные и невыспавшиеся, ходко шли вниз по течению, по берегу, поднимая тучи пыли, проскакал конный отряд.

– Ага, – удовлетворенно сказал Егорий. – Не надо и воеводу извещать: уже все и так знают. – И громко крикнул: – Давай правь к берегу, кашеварить будем.

После обеда все окружили меня и разглядывали мой трофей. Сабля была, конечно, класс, серо-голубой клинок с разводами, изящные кожаные ножны, рукоятка, обтянутая кожаным шнуром и заканчивающаяся навершием в виде головы льва с открытой пастью, в которой сидел большой сапфир.

Никандр уставился на саблю с открытым ртом.

– Продай! – выдохнул он.

Егорий за его спиной усмехнулся и покачал головой:

– Нет, Никандрё, ты уж извиняй, но такая добыча не продается.

Купец попытался набавлять цену, но я был непреклонен. Про кошель с золотыми монетами вообще благоразумно промолчал. Но эта сабля и золото наводили на нехорошие мысли – наверняка не у каждого «хана с кургана» есть подобные драгоценности. Как бы не пришлось потом расплачиваться за такую удачу.

Егорий потом подошел ко мне:

– Ох, не знаю, правильно ли тебе посоветовал, оно, конечно, такая сабля хорошего дома в Киеве стоит вместе с холопами, но каждый, у кого сила есть, захочет ее у тебя отнять, не получится простому вою такой драгоценностью владеть. Так что или прячь ее куда, или в воеводы выходи, тогда и носить будешь.