– Внешне они практически такие же, как и мы, но их уровень интеллекта оставляет желать лучшего. Они живут удовлетворением животных потребностей, не заботясь о завтрашнем дне. А если о чём и заботятся, так только о себе и своих удовольствиях в будущем. Где живут, там и пачкают. У них есть законы, но даже их почти никто не выполняет. Если кого и наказывают за невыполнение, то не истинно виновных, а тех, кто под руку попадётся, кого легче достать, или тех, кто не может за себя постоять.
«Во как! – подумалось мне. – Ну, прямо в точку! Не в бровь, а в глаз! Про кого он мне тут рассказывает? Про таких-то недоумков и лишенцев я и сам могу ему столько понарассказывать, закачаешься!» Что-то уж больно знакомое сквозило в словах Дормидорфа. Я даже взглянул на него, не с намёком ли он говорит? Дормидорф был серьёзен и сосредоточен, как никогда. Он и бровью не повёл. Да-а, похоже, я там окажусь, как рыба в воде. Хотя кто эти племена разберёт? Вдруг они достигли небывалых вершин в упоительных и самоотверженных гнусностях и переплюнули в изощрённых пакостях своих продажных и бессовестных коллег из моего мира? Ведь чего только не бывает в жизни! И даже такое вполне возможно. Как всё же верно сказано – нет предела совершенству!
Как интересно получается: из другого мира всякой гадости проход закрыт, так она стала разрастаться и плодоносить прямо здесь! Плохому-то учить не надо, оно само себе дорогу всегда пробьёт или попросту всплывёт, как ему и положено по всем законам физики! Жизнь устроена на принципах равновесия добра и зла, кроме того, добро может быть одновременно и злом, как и зло – добром.
Вот, пожалуйста, до невозможности примитивный пример: врач спасает умирающего больного – казалось бы, это очень хорошо, безусловно, доброе дело. Ну, как же! Это его священный долг, по-другому он просто не может! Выполняет своё предназначение, свою работу! Так всегда рассуждают люди, боящиеся брать на себя ответственность разбираться в делах. Выполнил свой долг, сделал всё, что можно, и – молодец-огурец, честь тебе и хвала, есть чем гордиться! А остальное не касается. Спасти жизнь нуждающемуся в исцелении больному – это и есть добро в самом чистом виде, плюс ещё и милосердие. Но тем самым лекарь обрекает спасённого пациента на дальнейшую жизнь со всеми её прелестями и недостатками. А ведь недостатков в жизни несоизмеримо больше, чем прелестей. Вот повезло! После этого счастливо исцелённый ещё, чего доброго, и до не предусмотренной бюджетом пенсии доживёт, зараза! В моём мире как к старикам, так и к детям отношение: не приведи в госпиталь. Да уж, если говорить о добре и зле, то одна старость чего стоит! Ведь тех, кто призвался её обеспечивать, тоже кто-то лечит, и, к сожалению, с положительным результатом! Вот если бы лечили плохо, то не было бы столько нахлебников на душу населения, а так подобный пресловутый лекарь подтверждает своё звание безразличного глупца.
И такими парадоксами, если разобраться, вымощена вся жизнь, как мостовая булыжниками. Это я ещё не беру самый худший вариант: если спасённый человек окажется на редкость отвратным существом, воплощением мерзопакостности и своей дальнейшей жизнедеятельностью принесёт окружающим немало горя и страданий. И где же здесь добро, а где зло, скажите на милость? Одно я знаю точно: ну не может быть добром то, что творится теперь на свете, язык не поворачивается назвать это добром! Однако равновесие, обусловленное правом выбора, поддерживается всегда.
За разговорами время прошло незаметно. Мы с Дормидорфом одновременно повернулись к шатру, когда услышали там приглушённую возню и монотонно-недовольный бубнёж.
– Проснулись, друзья? С добрым утром! – поприветствовал Дормидорф вылезавших из шатра Дорокорна с Юриником.
– Какое ещё утро? Ночь на дворе, темень кромешная, хоть глаз Дорокорну коли! – раздался недовольный бас. И тут же, перебивая его, писклявый голос, не допускающий возражений, пафосно заявил:
– Не ночь, а раннее утро, ты глаза просто открыть позабыл, маленький глупыш!
От этих вопиюще наглых слов Юриник мгновенно проснулся окончательно и уже раскрыл рот, чтобы дать наглецу справедливый и заслуженный отпор, но дед предусмотрительно сменил тему разговора на предстоящие сборы. Предостерегающе подняв левую руку, он спросил:
– А каким образом вы прибыли на Опушку Сбора? Пробирались своим ходом через леса?
Юриник нехотя отвечал:
– Пришли с оказией, на оленях. Мы их отпустили, у них были дела в соседнем лесу. Если нам приспичит, то мы с лёгкостью кого-нибудь найдём, тем более олени не лучшее средство передвижения, больно уж тряские и медлительные. Да и ноги по земле волокутся и за пеньки цепляются… кое у кого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу