Игорь Леденёв - ТАЙНА ЗОЛОТОГО ОРЛА

– Как по нему спускаться? – поинтересовался Андрюша.

– Когда будете ясно видеть столб света, разбегайтесь и ныряйте в него, как в воду, руками вперёд, закрыв глаза и задержав дыхание. Не бойтесь, не разобьётесь. Конечно, без специальной тренировки будет очень трудно, но ничего, справитесь. Вижу, со спортом дружите.

– Если не увидим этот столб энергии? – забеспокоился Дима.

– Увидите, – уверенно ответила Наяда. – Кроме Вашего примитивного трёхмерного измерения существуют ещё множество измерений, причём как в сторону увеличения, так и в сторону уменьшения показателей. Вы хоть и перенеслись на триста лет назад, но попали практически в своё измерение. А могли ведь попасть и в другое, так что Вам ещё повезло. Говорю, практически, потому что не большие перекрытия из соседних измерений при переносе в прошлое, неизменно, присутствуют. И возле тоннеля они наиболее проявляются. Так что ничему не удивляйтесь. Если вдруг не будете успевать, возвращайтесь ко мне. Буду ждать до полудня, но не секундой больше! Дольше – не могу. Этот ставок только с виду простой. Естественно, он тщательно заилен, но через него проходит большой энергетический разлом. Это конечно не тоннель, двигаться по кривому, изломанному разлому во стократ сложнее. К тому же нужно пройти заградительные барьеры, которые без меня не преодолеете. Но если выберетесь, попадёте примерно в своё время. Существует не большая погрешность, примерно до ста лет, но всё же лучше, чем оставаться в 1709 году. А теперь спешите, пора. Да, кстати, чуть не забыла, у Вас есть время?

Дима не носил часы, а Андрюша достал старенький мобильник. Серый экран уверенно показывал 8: 26. Русалка улыбнулась. Мобильная связь сейчас как раз к месту.

– Какой оператор? – иронично спросила девушка.

– МТС, – сёрьезно ответил Андрюша.

Наяда ничего не ответила. Молча, достала золотые карманные часы с изящной цепочкой и протянула Диме:

– Возьми, чтобы знали точное время. А теперь действительно пора. Удачи, ребята!

Дима с Андрюшей двинулись к поляне. Дорога свернула влево. Тут, плотной стеною, разросся высокий кустарник. Решили пробираться через него. Хоть и медленнее, зато можно остаться незамеченными. Ветки хлестали по лицу, цеплялись за одежду, словно острые крючки, и хитро переплетаясь, заграждали путь – ветки упорно не хотели, чтобы друзья уходили. Не пускали, в неизвестность, к опасности, возможно, к самой гибели. Но оставаться, тоже означало – погибнуть.

Вскоре цепкий кустарник немного поредел. Стали появляться одинокие, угрюмые деревья. Наконец, лес разорвал плотные сплетения кустов, и товарищи вышли на утоптанную лесную тропинку. Стрельба не прекращалась и гремела повсюду. Звонкий баритон картечи сопровождал глухой бас пушек под многострунный аккомпанемент тысячи копыт. По лесу летал, извиваясь, разорванный в клочья серый дым, затрудняя дыхание и пощипывая глаза.

Осторожно пробираясь среди морщинистых дубов, стройных клёнов и выпуклых лип, друзья почувствовали близость тоннеля. Эта близость проявлялась в сильном тепловом излучении, как возле огромного костра, только возникла подсознательная уверенность – это не огонь, а какая-то неведомая, высшая форма тепла.

Ребята пробирались дальше. Тепло усиливалось, но вместе с тем усиливалась и стрельба. Наконец, за нервно подёргивающимся древесным занавесом, в грязных лучах солнца, показалось огромное поле. Когда открылся последний ряд листьев, товарищи увидели грандиозное сражение.

Пушкинские строки навязчиво закрутились в Диминой голове.

В ту же секунду между ребятами и полем Полтавской битвы, неизвестно откуда, появилось огромное невесомое увеличительное стекло, словно гигантский плазменный телевизор, так что стали отчётливо видны даже самые дальние уголки этого бескрайнего поля.

Сколько хватало глаз, до самого горизонта, простиралась равнина, плотно усеянная людьми. Слева – синие мундиры, справа – зелёные и серые. Конные и пешие, с ружьями и саблями, старались убить противника с животной остервенелостью. Стоял неимоверный гул от криков тысяч голосов, топота множества копыт, лязга бесчисленных сабель и беспрерывной пальбы.

Дым, запылённым покрывалом, заволакивал поле боя, периодически скрывая убивающих и ещё живых. В грязно-серых клубах, зловеще, поблескивали стальные клинки, часто окровавленные. До тошноты, пахло кровью. Дым, медленно, поднимался в небо – там, в рваных обрывках едких облаков, плясало пьяное от крови солнце.