Так что по большому счету можно было и не создавать никакого опорного узла – так, на всякий случай, выдвинуть туда зенитную батарею и успокоиться. Может быть, так бы я и сделал, если бы не запавшие в мозг слова Черных о реальности удара на Суколки. А вот если нам удастся оседлать единственную железную дорогу, по которой осуществляется снабжение 3-й танковой группы всем необходимым, тогда Гот действительно разъярится.
С разорванной артерией не до наступлений, поэтому немецкое командование все силы бросит, чтобы уничтожить безумцев, посмевших нарушить планы великого вермахта. Вот тогда мощный оборонительный узел будет нам ох как нужен. Поэтому ради его насыщения боеспособными частями я и готов сдать немцам Слоним: перебросить части 7-й ПТАБР и несколько артполков РГК к Сокулкам – черт с ним, этим Слонимом, пускай фашисты его захватывают и радуются, что им так легко удалось захлопнуть крышку Белостокского котла. А нам и в окружении хорошо, особенно удобно будет грызть вермахт за лодыжки; перережем сухожилие, и этот гигант сам свалится, тогда мы ударим по Варшаве и уничтожим собственно его мозг – штаб ГА «Центр». Вот после этого начнется настоящее веселье: немцы наконец на деле ощутят, каково в нашей шкуре – без командования, без связи, с разорванными коммуникациями. Тогда и посмотрим, чей солдат лучше и дух крепче.
Так я, мысль за мыслью, плел свою паутину, плотно опутывая мозг моего теперешнего заместителя. Когда мы закончили обсуждать, кто чем будет заниматься в Волковыске, и добрались до железнодорожного тупика, где стоял бронепоезд, от нескончаемого потока моих слов Петров совсем осоловел – взор его помутнел и приобрел явно мечтательное выражение. Конечно – еще совсем недавно он находился в атмосфере чудовищной безнадежности и полного развала, а тут ему рисуют такую оптимистичную картину! У кого угодно голова пойдет кругом. Но все-таки Петров был прежде всего профессионалом, и как только мы остановились, очень скоро привел себя в рабочее состояние. Только теперь это уже был не пассивный службист, который живет только долгом и старыми привычками – теперь его настрой был близок к тому агрессивному возбуждению жеребца, который всеми силами стремится прийти к финишу первым. Словом, поверил генерал-майор, что мы сможем победить в этой борьбе! Стоит только упереться рогом и не обращать внимания на неимоверные трудности, которые, несомненно, будут нас еще долго преследовать в таком грандиозном деле, как остановка немецкого колосса.
Надо сказать, и сам я выбрался из бронеавтомобиля, чувствуя себя на подъеме, как хорошо отдохнувший человек; будто не говорил битый час, напрягая все свои чувства, память и мыслительные способности, а безмятежно спал в мягком удобном кресле. Такое положение вещей оказалось очень кстати, так как мы с Петровым с ходу очутились в обстановке, похожей на ту, что происходила совсем недавно в авиадивизии – опять беготня, крики, уговоры, угрозы. А как еще заставить людей, которые тебе напрямую не подчиняются, быстро выполнять отданные тобой приказы? Хотя командира 58-го полка 9-й железнодорожной дивизии НКВД капитана Александрова я знал очень давно, и был с ним в прекрасных отношениях, но простые человеческие отношения – это одно, а когда армейский командир, пускай и генерал, начинает тебе приказывать – совершенно другое. Затем он еще кладет, так сказать, лапу на твой бронепоезд, отменяет отданные тобой ранее распоряжения, да еще требует выделить людей для выполнения совершенно чуждой им задачи. Однако волшебными словами «прямой приказ Сталина» и таким козырем, как пачка приказов, подписанных Болдиным, мне удалось сломить сопротивление упрямца энкавэдэшника. Дело завершило мое заявление:
– Слушай, Вась, что ты все вертишь хвостом? Сам же знаешь обстановку и то, что единое командование срочно нужно налаживать. Еще сутки такого положения, и все полетит в тартарары. Ты уже и сейчас даже по железной дороге не сможешь вырваться из Белостокского выступа, хоть и сформировал рабочие бригады из деповцев – они не смогут расчистить железнодорожные пути по всей трассе, чтобы твой бронепоезд смог прорваться; разбомбят твоих деповцев на втором же завале. У немцев здесь везде уши и глаза, и они наверняка получат сообщение по рации, что бронепоезд пытается улизнуть из котла. Да они его ночью с воздуха достанут – всего пара диверсантов с сигнальными ракетами, и немцы будут бомбить прицельнее, чем днем. Если хочешь знать мое мнение, то бронепоезд не уничтожают только по одной причине – стоите вы больно смирно, не дергаетесь, так что у немцев имеется надежда захватить его как трофей, а если бы не это, раздолбили бы его в два счета, не помогли бы ни зенитки, ни маскировка – слишком статичная мишень. И вообще, что мы ведем себя, как две худые бабы, делящие грядку, – у тебя радиостанция мощная, свяжись со своим наркоматом, пускай они подтвердят мои полномочия.
Читать дальше