Олег Кожевников - Комкор

К той сумасшедшей деятельности добавилось еще одно обстоятельство – мне пришлось оторваться от дела, поручив подготовку колонн к маршу на завершающем этапе Шерхану, и явиться в штаб САД. Болдин прислал вестового с известием, что можно забирать приказы. Сначала я с досадой воспринял это сообщение, однако когда дело было завершено и я вышел из штаба, от прежнего настроения не осталось и следа.

Я очень даже продуктивно потратил время, ведь мне удалось невозможное – добиться у генерал-лейтенанта согласия, более того – письменного приказа о назначении на некоторые командные посты в 6-м мехкорпусе нужных мне людей. Ну, во-первых, это, конечно, Пителин. Приказом Болдина он был назначен на пост начальника штаба 6-го мехкорпуса взамен полковника Коваля, который не очень хорошо проявил себя после начала войны. К тому же он в должности начштаба был всего полгода, еще не успел обрасти связями на самом верху, и некому было сказать в его защиту веского слова. Во-вторых, меня не устраивала деятельность разведывательного отдела мехкорпуса. Скажу больше, я считал полностью провальными действия разведки, взять хотя бы один факт – бессмысленное сжигание моторесурса в поисках якобы прорвавшейся в тылы 10-й армии мифической танковой дивизии немцев. Поэтому я потребовал назначить вместо майора Баринова капитана Курочкина. Болдин на это возразил, что начальник разведки недавно заменен на Бейлиса, и не время сейчас напрасно дергать людей. Но я отвоевал назначение Курочкина на пост начальника разведки.

Да, уже на четвертый день войны Ряба стал капитанам, не зря я ему предрекал, что скоро он и по званию будет соответствовать командиру батальона. Меня наконец ознакомили с приказом, в котором произвели в генерал-майоры, а некоторых других командиров повысили в звании. И что интересно, некоторые из них перепрыгнули ступеньку – чувствовалась в этом деле опытная рука Пителина, сумевшего на гребне волны успеха протолкнуть в списки нужных ему людей, непосредственно не участвовавших в боях со 2-й танковой группой вермахта. Так Сомов и Курочкин были повышены на два звания, и теперь они были соответственно подполковник и капитан. Это обстоятельство и дало мне возможность просить об их переводе в 6-й мехкорпус на высокие должности. Полковник Вихрев стал одним из заместителей командира мехкорпуса, а полковник Осипов остался в 7-й ПТАБР командовать бригадой.

Что меня больше всего поразило и заставило задуматься – с какой легкостью удалось протащить на должность заместителя по политической части Фролова, вместо бригадного комиссара Эйтингона. Получалось, что за минуту разговора мне удалось добиться невозможного – залезть в кадровую политику ведомства Мехлиса. А это значит, что Болдин получил указания с самого верха – удовлетворить все предложения нового командира мехкорпуса. В это критическое время, когда оборона разваливалась, подполковник, сумевший дать по морде фашистам, получил карт-бланш и, может, от самого Сталина. А что? Ведь мое предложение о назначении лейтенанта госбезопасности Бедина замом по тылу мехкорпуса без разговоров было утверждено. И это окончательно меня убедило в том, что только Сталин мог распорядиться дать неограниченную свободу действиям генерал-майора Черкасова.

Может, даже руководитель государства наконец понял, что стандартными методами остановить немцев не удастся. Все его генералы и маршалы обломались по полной программе, вместе с их глубокомысленными расчетами и планами, а только один борзый мальчишка – Черкасов – сумел силами всего лишь бригады крепко дать по носу передовым, самым боеспособным дивизиям вермахта. Так давайте дадим парню корпус и не будем мешать воевать, как он может – глядишь, из этого что-нибудь получится. Главное – хуже не будет, невозможно хуже.

Именно таким я представлял ход мыслей Сталина, когда он подписывал приказ о произведении меня в генерал-майоры и назначении командиром 6-го мехкорпуса, а по существу – всей КМГ. Болдина же вызвали в Москву, чтобы не мешал претворять в жизнь все задумки новоявленного стратега. Попрощавшись с генерал-лейтенантом и лелея ощущение своей особой значимости, я медленно проследовал по штабному блиндажу. Штабные работники, как будто чувствуя мое состояние, жались в сторонке, освобождая прямую дорогу к выходу из этой огромной землянки. Однако вся моя важность куда-то в один миг испарилась, как только вышел на улицу. Я припустил бегом к еще не сформированным автоколоннам. Добравшись до места, с ходу ринулся в броуновское движение; опять суетился, кричал, ругался – одним словом, все мое существо жило одним, теперешним моментом, без остатка отдаваясь решению предстоящей задачи, и мечтой хоть как-то обуздать немецких стервятников.