Диана Гэблдон: Путешественница

Будь у него настоящее тело, оно бы уж точно корчилось в агонии. Впрочем, эти муки он предвидел еще тогда, когда отсылал ее обратно к кругу камней. Для чистилища духовные терзания – состояние обычное, и он ожидал, что боль разлуки станет для него главным наказанием. Главным и достаточным для искупления всех провинностей, вплоть до убийства и измены.

Не зная, позволено ли грешникам, пребывающим в чистилище, возносить молитвы, он все же осмелился помолиться за нее: «Господи, даруй ей избавление от опасности. Ей и ребенку».

У него не было сомнений в том, что она по-прежнему легка и быстра на ногу, а уж по части упрямства превосходит всех женщин, которых он когда-либо знал. Но удалось ли ей осуществить опасный переход обратно, к тому месту, откуда она явилась? Осуществить рискованное скольжение, преодолевая таинственные слои неведомого, разделяющие «тогда» и «теперь», прошлое и будущее? Мысль о том, что она, одинокая и беспомощная, оказалась в тисках кольца камней, а ему даже не суждено узнать о ее участи, была так горька, что заставила забыть о боли в носу.

Чтобы отвлечься от мучительных раздумий, он снова принялся пересчитывать свои телесные болячки и чрезвычайно огорчился, обнаружив, что совершенно не ощущает левой ноги. Похоже, ее не было. То есть левое бедро ощущалось, давало о себе знать колющей болью в суставе, а вот ниже… ниже ничего. Ну что ж, в свое время он вернет ее, либо когда наконец прибудет в рай, либо, на худой конец, в Судный день. Да и, в конце концов, его зять Айен очень ловко ковылял на деревяшке, заменявшей ему отсутствующую ногу.

Конечно, если быть честным, это задевало его самолюбие, но, может, все как раз затем и задумано, чтобы избавить его от греховной гордыни. Он стиснул зубы, вознамерившись принять то, что выпало на его долю, со всем мужеством и смирением, на которое был способен, но все же не смог удержаться от искушения прощупать рукой (или тем, что служило ему здесь в качестве руки), где же теперь кончается его нога.

Рука наткнулась на что-то твердое, и пальцы запутались в мокрых, спутанных волосах. Он резко сел, с усилием отодрал слой засохшей крови, которая накрепко заклеила веки, и вместе со зрением к нему вернулись воспоминания. Он ошибся. Это был ад. Но, увы, Джеймс Фрэзер был вовсе не мертв.

Тело какого-то человека лежало поперек его собственного. Своей тяжестью мертвец придавил его левую ногу, этим объяснялось отсутствие ощущений. Голова, тяжелая, словно пушечное ядро, лежала лицом вниз на его животе, свалявшиеся волосы падали на влажное полотно его рубашки. В неожиданной панике он дернулся вверх – голова скатилась набок, ему на колени, и полуоткрытый глаз незряче уставился вверх из-под прядей волос.

Это был Джек Рэндолл, чей изысканный красный капитанский мундир настолько промок, что казался почти черным. Джейми попытался было столкнуть тело, но почувствовал невероятную слабость. Рука, ткнувшись в плечо Рэндолла, соскользнула, а локоть, на который он пытался опереться, неожиданно подвернулся, и Джеймс снова распластался на спине, таращась в слякотное, бледно-серое, вызывающее головокружение небо. С каждым тяжелым вздохом голова Джека Рэндолла непристойно каталась вверх-вниз по его животу.

Он плотно прижал ладони к болотистой почве – вода холодом проступала сквозь его пальцы, а рубашка на спине промокла насквозь – и изогнулся вбок. Обмякшее тело медленно соскользнуло, забрав с собой остатки тепла и открыв его плоть дождю и неожиданно пробравшему до костей холоду. Извиваясь на земле, борясь со слипшимися, запачканными грязью складками своего пледа, он расслышал над резкими порывами завывающего, словно сонмище духов, апрельского ветра отдаленные крики и стоны, а уже над ними зловещее хриплое карканье. Вороны. Судя по всему, не одна дюжина.

«Это странно, – отстраненно подумал он. – Птицы не должны летать в такую бурю».

Наконец ему удалось выпростать из-под себя плед и накрыться. Потянувшись, чтобы прикрыть ноги, он увидел, что его килт и левая нога в крови, но это зрелище не огорчило и не испугало его, а лишь вызвало смутный интерес: темно-красные разводы представляли собой контраст по сравнению с окружающим его серовато-зеленым фоном поросшего вереском торфяного болота. Потом отголоски сражения стихли в его ушах, и он под зловещее карканье покинул поле Куллодена.

Его разбудили гораздо позже, окликнув по имени.

– Фрэзер! Джейми Фрэзер! Ты здесь?

«Нет, – рассеянно подумал он. – Меня нет». Где бы он ни находился, пребывая в бессознательном состоянии, то место было гораздо лучше. Сейчас он лежал в неглубокой яме, наполовину наполненной водой. Слякотный дождь прекратился, но пронизывающий холодный ветер продолжал стенать над вересковым болотом. Небо потемнело, едва ли не почернело – значит, время близилось к вечеру.