Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

– Кадет, скажи ему – будет говорить – домой поедет, но воевать не будет. А будет молчать – будет больно-больно умирать.

Не верит. Ну что ж. Доверие надо заслужить. Левую лодыжку немца перетянул его же ремнём, чтобы кровью не истёк и стал отпиливать ему ступню. Кадет сразу стал рыгать в темноту, возня разведчиков прекратилась – смотрят. Немец вертится, как юла, но это лишь ему хуже – рваный срез получится. Вопил в кляп, захлёбываясь. Вот и он затих – сознание потерял? Так не пойдёт!

– Воды принесите, в себя его приведите. Он не должен пропустить ни секунды этого «удовольствия». Ишь, малохольный! Как девок наших насильничать, так это он в сознании. А от ответа отлынивает.

Честно говоря, меня самого подташнивало слегка. Но это сначала. Теперь нет. Пока приводили в сознание немца, покурил.

– Очухался, малохольный? Как гимназистка, сомлел. Кадет, переводи. Спроси – он убедился, что я шутить не буду?

Немец закивал.

– И в плен мы сдаваться не будем. Мы – их смерть. Мы пришли им капут делать. Так и будет «капут». Это их слово. Будет говорить?

Я взял обломок пилы, сел на корточки. Немец был бледен, как мел, но молчал, вытаращив на меня свои глаза. Пожав плечами, я опять принялся пилить мягкую ногу.

– Будет говорить?

Немец закивал. Вынули кляп – и он стал «вещать». О том, что он ни в чём не виноват, что ему приказали и т. д. и т. п.

– Старая песня урки. Ничего не переводи. Он не виноват, не он такой, а жизнь такая. Этого нам не надо. Как по делу начнёт трепаться – тогда и переводи. А все эти заверения в ангельской безгрешности для архангела Гавриила оставь. Лучше спроси – что за часть, сколько их, чем вооружены, где штаб и кто командир.

Постепенно разговор перешёл в деловое русло. Выяснили, что в селе при полустанке окопался мотоциклетный батальон в составе двух рот, у них три миномёта, больше десяти пулемётов, несколько бронетранспортёров и пара танков. Плацдарм у моста удерживает рота этого же батальона и противотанковая батарея. Это на нашем берегу. А на том берегу – сапёрная рота, рота связи и батарея 20-мм зениток (слово «флак» Кадет перевёл как «флаг»). И это всё? А остальные части их «панцердивизион» – отстали, добивая окруженцев. Глупо. Разумнее было бы наоборот. Но оказалось, как пояснил наш «язык», что только танки могут сдержать прорывы из окружения. Видимо, в окружении наши части бьются яростнее – отступать-то некуда.

– Вот и всё, а ты боялся. Кадет, добей его.

– Но, Виктор Иванович, как же так? Почему я?

– А что мне теперь его в поясницу целовать? Куда его девать? Чем его кормить? У матери твоей пайку урезать и ему отдать?

– Он может пригодиться.

– На хера? В селе новых навяжем, званием побогаче, знающих поболее. Вали его! Боец должен не только уметь умирать, но и убивать. Я не сомневаюсь, что ты отдашь жизнь, если надо. Я должен убедиться, что ты и жизни лишишь, не дрогнув. Вали его! Ты за моей спиной всегда, я должен быть в тебе уверен. Сделай это быстро и безболезненно для него – он заслужил. Нож сюда приставь и дави. Дави сильнее! Молодец! Отдохни, Кадет. Уберите эту падаль! Морозов, ты здесь? Шило? Забирайте лампу и пишите отчёты о результатах разведки. Пошлёте делегатов связи с донесениями, Морозов – своим, Семёнов – нашим. Через час разбудите меня и выступаем. Караул менять четырежды в час, чтобы все отдохнули и обогрелись.

Конечно, я не спал. Уснёшь тут! Просто час пролежал на опилках, глядя во тьму, слушая перестук капель по жести, тихие перешёптывания ребят. Пусть думают, что я сплю. Пусть знают, что я – зверь, живодёр, убийца бездушный и способен уснуть спокойно после разделки человека. На душе муторно.

А их сюда никто не звал! Они пришли убивать людей МОЕГО народа, они пришли поработить МОЮ Родину! Убил, убиваю и буду убивать! И сам сдохну! Я – сдохну, а кто-то жив останется. Народ мой продолжится в годах, в веках! Кадет, например. Он должен уметь убивать. Чтобы рука не дрогнула, как у того снайпера из группы Лешего. Тоже, наверное, в живого человека первый раз стрелял.

Пришло время действовать дальше. Я встал, увидев, что в мою сторону направился узкий, даже в плаще, силуэт Шила.

– Корми людей, Володя. Трофеями. Немцы должны были запастись.

– Есть!

– Миша, составь опись трофеев. Я говорил, чем отличается мародёр от солдата?

– Централизацией сбора трофеев.

– Точно. А централизация подразумевает документальное оформление. Не корчи рожи! Ты думал война – это кровь и смерть? Должен тебя разочаровать, Миша. Война – это куча бумаг. Карты, планы, схемы, приказы, донесения, рапорта, ведомости, требования, накладные и ещё сотни видов бумаг. Это – война. А кровь… Кровь лишь небольшое развлечение, а смерть – избавление. Учись, пока я живой. Меня убьют – ты будешь впереди бежать, «ура» кричать и пушку таскать. А пока – пиши.