Виталий Храмов - Сегодня – позавчера

Так, день за днём, усталые, голодные, злые мы приближались к линии фронта. Петлять приходилось ещё больше – немцы стали попадаться чаще, в больших количествах и более боеспособные – рембаты, госпиталя, охрана складов, жандармы, маршевые пополнения. С такими связываться – себе дороже.

Теперь уже всем стало ясно, что я, как Сусанин, вел отряд не к тому месту, которое назвал Херсонов. Но молчали. Дисциплину мы поддерживали драконовскую. Были и расстрелы. Одним из первых я расстрелял того самого интенданта. Так ни хрена он и не понял, крыса! Продолжал хомячить втихую. Расстреливал всегда лично. Нет, не потому что мне это нравилось. Совсем не нравилось. Но – я осудил этих людей, я принимал ответственность перед Богом за их жизни и не хотел грех вешать на других. Я их приговорил – я и привел приговор в исполнение. Моя душа за них в ответе. И ответит. Не знаю, понял ли кто мою мотивацию или нет, не важно. Пусть думают, что я маньяк, душегуб, убийца и садист. Тем более что это правда. Ну и что, что я не испытываю от этого удовольствия и у меня нет к этому тяги? По факту я – маньяк, душегуб, убийца и садист. А, садомазохист, забыл. На привалах «бывалые» рассказывают «новичкам», как я «люблю» залазить под танки, взрывать их у себя над головой, ходить в одиночные атаки на танковые группы, биться с немцами врукопашку, объедая им лица, вызываю самолёты противника на дуэли, пою дебильные, но забавные песни под артобстрелами, а под наиболее жуткие миномётно-артиллерийские обстрелы ещё и пляшу. Псих, а не человек.

А однажды мы услышали далёкий гром. Зимой? Канонада! Фронт близко! Это эхо грохота смерти нас наоборот очень обрадовало: дошли! Утром канонада возобновилась и теперь уже не кончалась, лишь на время стихая, потом опять разгораясь. Ноги поневоле начинали нести нас быстрее. На душе – радостное предвкушение.

И вот тут меня обломали разведчики: впереди сплошная стена войск. Ну, как сплошная – так, редкая россыпь. Пробьёмся мы легко, а вот просочиться – уже нет. Подразделения противника хоть и редки и не многочисленны по составу, но меж собой оперативно связаны – это были глубокие тылы боевых частей. Мы легко сможем разбить несколько таких. Это без проблем. А дальше? Наш путь им становится известен, нас перехватывают, зажимают и долбят издали, пока с землёй не смешают. А там и преследователи наши догонят. Тут надо думать. Батальон спрятался пока поглубже в голый лес, для надёжной маскировки оккупировав несколько оврагов, а многочисленные тройки разведчиков в накидках из простыней и наволочек разбежались веером по округе. Надо было найти узкое место, ударить туда со всей возможной силой и скоростью проскочить на нашу сторону.

Это потом. А сейчас – спать! Так устал, что отменил даже ежевечернюю беседу – допрос Я-2 и «промывку мозгов» немцу Вилли.

Утром карта стала пополняться значками разведанных объектов врага. Потом привели раненого «языка». Немец был рядовым и смог нам поведать совсем немного – перед нами стояла потрёпанная пехотная дивизия противника, с боями дошедшая сюда от Днепра без пополнений и на этом рубеже застрявшая. Наступательный порыв дивизии иссяк. Наши успели закопаться в землю, каждый последующий километр немцам давался всё дороже и дороже. Они были не способны прорвать фронт, лишь выдавливали наши войска с одной линии обороны за другой. Наступление заглохло само собой, хотя приказа на переход к обороне не было. И это всё, что он знал. К тому же помер, не перенеся полевого экспресс-допроса.

Больше прояснил следующий пленный. Лейтенант. Тоже начал «загоняться», предлагая сдаться, но перелом трёх пальцев прояснил ему мозги. А когда у него остались целыми лишь два пальца, «раскололся» по самое «не балуйся». Мы теперь знали расположение штабов дивизии, полков, артдивизионов, узлы концентрации сил противника, расположение батарей дальнобойных пушек дивизионного подчинения. Разведчики подтвердили, что ко всем этим местам шли наезженные дороги. Вот такой вот информированный оказался «язык».

Теперь можно что-то планировать.

– Если мы просто попрём в узком месте, нас раздолбают артогнём. Будет нам «долина смерти», – заявил я.

– Есть мысли? – спросил Херсонов, не отрывая взгляда от карты.

– Устроим «тарарам». Карнавал с фейерверками. Прорабатываем удар по крупнокалиберной артиллерии и штабу дивизии. Я рассчитываю, что поднимется сумятица, управляемость нарушится. Наши шансы избежать накрытия артогнём сильно возрастают. А через пехоту как-нибудь пробьёмся. Если и не выйдет, то ребятам с той стороны поможем. Потеря даже нескольких дивизионных пушек сильно подорвёт ударные возможности противника.