Андрей Посняков - Принц воров

– А ты как думаешь? – пьяно мотнув головой, Аммата подозрительно посмотрел на Сашу.

Молодой человек усмехнулся:

– Хевдинг! Мы оставим свои имена в веках.

– Вот, поистине, славно сказано!

Король Гелимер покинул гостеприимный шатер своего родича задолго до конца пира. Вместе с королем, естественно, тут же ушли и Кирей с переводчиком.

И Саша змеею выскользнул за ними. Зачем – сам еще толком не знал, но выскочив из шатра, пошел за королевскою свитою следом.

Ага! Вот Кирей и его спутник попрощались… отстали. Какое-то время оба шумно мочились… едва не на укрывшегося в кустах Сашу.

– Иван Леонидович, – как-то несмело вдруг произнес очкастый, естественно по-русски. – Хочу вас попросить…

– Развлечься с местными девками? – шумно рыгнув, Киреев гулко захохотал. – Что ж, развлекись, развлекись, Славик, ничего не имею против. Только смотри, осторожнее – не знаю, как насчет программиста, а переводчик мне еще понадобится…

– Так есть же…

– И не забывай – я тебе очень неплохо плачу. Впрочем, как и всем вам. Эй, парни!

По бокам Киреева, словно из-под земли выросли четыре дюжие фигуры – телохранители.

– Заводите лодку, возвращаемся… Да, Славика потом закиньте на «Гейзерих», к девкам.

– Я сам, – резко запротестовал очкарик. – Доберусь, поверьте, не в первый раз.

– Верим, что не в первый, – глухо захохотал Кирей. – Не забудь – вернешься на «Мистарль» с Федором… ровно в двадцать три ноль-ноль. Так что поспеши к девкам – времени у тебя мало.

Хохот. Плеск волны. Взревел лодочный двигатель… поплыли. А переводчик Славик, интересно, где?

А вот он, у пляжа маячит, романтик хренов. Поговорить б с ним… На чем вот только зацепить? Как его Кирей назвал? Программист… программист, значит… А зачем на военном судне программист?

Сверкающий огнями «Мистраль» все так же освещал своими прожекторами весь остров, на палубах вертолетоносца громко играла музыка, кажется – «Бони М»… ну да – «Распутин»… Киреев был не чужд ностальгии.

А программист Славик что-то не очень-то торопился к девкам. Неспешно прошелся по пляжу, остановился, посмотрел на луну в окружении сияющих звезд. Звезды, впрочем, были плохо видны – мешали прожектора «Мистраля».

Александр перевел взгляд на стоявшие на якорях скафы – на палубе «Гейзериха» видны были шатры… вот он – лупанарий! Вдруг послышался женский смех… даже хохот… И такой же хохот раздался за спиной… и слева… и справа… А вот – женский визг… похотливый, довольный, манящий…

– Сла-ва!

Александр вздрогнул – и откуда только взялась эта внезапно вынырнувшая из темноты девчонка? Как же он ее пропустил?

Господи… они же целуются! В самом деле целуются…

А вот программист что-то сказал…

– О, миа донна!

– Не надо никаких слов! – негромко возразила девушка. – Пошли лучше погуляем по берегу. Славная ночь.

– Да. Славная. Так ты решилась?

– Я… я готова. А ты? Как я проберусь на твой корабль?

– Я… я все устрою, честное слово, устрою… как-нибудь… все для тебя сделаю, милая Мириам.

Как он ее назвал? Мириам?

Александр вздрогнул и подобрался ближе… а потом, чуть подождав, бросился в воду и поплыл, именно отсюда, с воды, и можно было бы ухитриться разглядеть лицо девушки – ведь прожекторы-то били с моря…

Еще чуть-чуть… ага… Ну! Повернись же!

Есть!

Господи – Мириам!!! Точно, Мириам! Та самая дева…

– Увидимся утром, любимая?

– Да… как раз моя очередь мыть посуду. Я приду за песком.

Где-то рядом послышался вдруг звук мотора. Лодка. Резиновая моторная лодка. Вот двигатель стих, и узкий луч фонаря зашарил по пляжу, а потом кто-то громко позвал:

– Эй, Слава! Давай, поспеши.

– Мне пора… – обняв, очкарик поцеловал Мириам в губы, и, не закатывая брюк, побрел по воде к лодке.

На ней и уплыл.

Мириам какое-то время провожала возлюбленного глазами, затем повернулась, пошла к вытащенным на берег челнам – разъездным шлюпкам с «Гейзериха», «Святой Анны», «Быстрого ветра».

– А ну-ка, постой, сучка! Где это ты шлялась? И кто позволил уйти с корабля?

Грозная тучная женщина с высокой прической, уперев руки в бока, вынырнула откуда-то из темноты, углядев в луче прожектора стройную фигурку Мириам.

– Я просто прогуливалась, моя госпожа… – в словах Мириам вовсе не было страха, наоборот, лишь только презрение.