Юрий Иванович - Раб из нашего времени. Книги 1 -7 (СИ)

– Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество!

В то мгновение и еще несколько последующих минут мне казалось, что все в этой жизни отныне изменится, выровняется, станет добрым, ясным и справедливым. Исчезнет боль, канут в Лету плохие слова и прозвища, мы забудем об унижениях, и я стану расти, как и прежде. Сдерживающие рядом дыхание Верочка с Катенькой перестанут нам завидовать, мы станем относиться друг к другу совершенно по-иному, и мы откроем наконец-то так давно скрываемую, вернее, разыскиваемую нами тайну.

Но увы, уже на следующий день все вернулось на круги своя. Машка мной помыкала с прежней капризностью и остервенением, близняшки готовы были меня грызть и пинать по малейшему намеку нашего лидера или движению ее пальчика, а остальные проблемы из нашей жизни так никуда и не делись: я оставался все таким же маленьким, уродливым и слабым. Меня окончательно перевели в ранг раба и с тех пор почти не вспоминали о сказочном и добром спектакле под названием «Сватовство прекрасного принца». Да и мне со временем стало казаться, что этот спектакль мне приснился в одном из нереальных, потусторонних снов. И никогда уже больше не повторится.

Так что оставалось только мечтательно вздыхать, вспоминать сладкие минуты неземного восторга да тянуть свою рабскую лямку. Потому что бунтовать и возмущаться своим бесправным положением стало поздно: любая из подружек теперь казалась многократно более сильной, умелой и сноровистой. При попытках воспротивиться меня сразу же скручивали бубликом или распинали крестиком и вытворяли все, что им заблагорассудится.

В общем, жить стало веселее и беззаботнее. Это если смотреть со стороны нашей королевы. Потому что переживать о своей девственности она отныне перестала и пользовалась обретенной свободой с крайним бесстыдством. Я очень мучился этим ее бесстыдством, приходили даже кошмарные мысли по поводу самоубийства. Ведь Машка пустилась во все тяжкие и стала вступать в сексуальную связь с посторонними парнями. Вернее, они все были посторонними для меня, тогда как со стороны подружек к ним сразу приклеивался фирменный ярлык «Очередная жертва» или «Опытный экспонат». И то, что при этом происходило, заставляло меня сотни раз проклинать в итоге подлых сутенеров. Потому что именно по их вине в нашей компании стали твориться сексуальные крайности, которые при наличии девственности просто не могли бы осуществиться. А в результате этих проклятий я утвердился в мысли: будь у меня еще раз возможность убить тех насильников – я бы сделал это повторно без малейшего колебания или зазрения совести.

Вот так, под воздействием внешних факторов, целого сонма случайностей и непредвиденных событий меняется кардинально человеческая психика.

Глава пятая

Близость тайны

Человек привыкает ко всему, поэтому моя жизнь, можно сказать, тоже вошла в устоявшуюся колею. И последние два года учебы при желании укладывались у меня в набор простых слов и действий: учился, раболепствовал, старался отыскать дырку и Грибника да изредка лечился. Изредка, потому что на свое болезненное состояние я не жаловался никому. Даже подругам. Даже когда меня выпытывали об этом подробно и с пристрастием. Только и отвечал, что «отлично» или в худшем случае «нормально». Хотя позвоночник побаливал частенько, особенно когда со злости хватал гантели потяжелее и поднимал их вверх одной рукой. Что-то в пояснице перекашивалось, опасно поскрипывало и давало прострельную боль. Хорошо еще, что кратковременную.

На лечение, вернее, на нудные осмотры у разных медицинских светил меня периодически направляли сердобольные родители, которых не покидала надежда, что их искалеченное чадо все-таки изменится и станет как все остальные парни. Увы, все оставалось как и прежде, доктора наук ничего не могли поделать и лишь разводили руками, попутно объясняясь туманными медицинскими терминами. Даже несколько народных умельцев типа костоправов, травников и ведьм, как только ни изгалявшихся над моим телом, не поправили мое физическое уродство. То есть с этим пришлось смириться.

Как пришлось смириться с собственным раболепием в нашем маленьком коллективе. Хотя взрывы негодования, ненависти и протеста продолжали сотрясать мое маленькое тело, но выхода своим эмоциям я не давал. Разве что в редчайших исключениях. Потому что в ответ глумления возрастали в тройном количестве. Дешевле было презрительно улыбнуться и с деланым смирением исполнить любое требование все той же стервозы Машки, чем дать ей заметить собственные переживания. В противном случае она приходила в трепетную ярость и вкрадчиво начинала: