Андрей Земляной - Сын Сталина

Спрятав оружие в кобуру и одёрнув китель, Александр взял со стола папку и вышел из кабинета.

На вопросительный взгляд секретарь Сталина – Поскрёбышев – только кивнул, подтверждая, что Хозяин свободен, и Белов вошёл в кабинет.

– Садись, – Сталин, неторопливо выбивавший трубку, кивнул Саше. – Судя по твоему виду, последняя папка произвела на тебя впечатление…

– Но как они могут, дайде? – Белов вскинулся. – Воровать у своей страны, подделывать какие-то бумажки, чтобы скрыть свою глупость и непрофессионализм, изворачиваться, лгать. Ну не тянешь – так уйди. Не могут же не понимать, что кончится всё плохо.

Сталин отложил трубку и усмехнулся, глядя Саше прямо в глаза:

– Все понимают. Всё понимают и всё равно не могут не воровать. Это как болезнь, да, – он встал и прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. – Никаким страхом это не вытравить. Даже если ты их заставишь самих себя нарезать кусками, то всё равно будут продолжать воровать. Трястись под одеялом, вздрагивать от каждого стука в дверь, но воровать не перестанут. Это уже как воздух для них, понимаешь? Вот ты, наверное, прочитал рапорт и решил, что их всех лучше к стенке поставить. Но это неправильно. Неверное решение. Воровства это не изживёт. Нет, конечно, будем судить и отправлять лес валить, но ты мне скажи, как сделать так, чтобы натуру человеческую выявлять до приёма на должность? Не знаешь? Вот и я не знаю. Так и пробуем, одного, потом другого… А время идёт.

– А ведь есть способ, дайде, – Белов усмехнулся. – Точно как работает эта штука, я не знаю, придётся, наверное, какие-то исследования проводить, но вот что знаю совершенно точно, что у человека, который нервничает, изменяется электрическая проводимость кожи, усиливается пульс и скачет давление. Если к человеку подсоединить все эти датчики да вывести на хорошие приборы, сразу можно будет сказать, что от каких-то вопросов ему становится не по себе, а какие-то вовсе безразличны. Если с психологами ещё поработать, чтобы составили грамотный вопросник, да с электронщиками и врачами. – увлёкшись описанием, Александр не заметил, что Сталин стоит посреди кабинета и глядит на него тяжёлым взглядом.

– Что случилось?

– Хотел я тебя, товарищ Саша, обругать последними словами, что не вспомнил раньше про такую замечательную вещь. Но потом подумал, что не нужно тебя ругать. Тебя хвалить нужно, – Сталин вздохнул и сел за рабочий стол. – Все дети уже спят и третьи сны видят, а ты вот тут сидишь со мной и в бумагах ковыряешься. Да ещё подбрасываешь всяких штучек из будущего. – Он помолчал, внимательно глядя на приёмного сына, и, тяжело вздохнув, встал и подошёл совсем близко. – Пойдём, сынок. Поздно уже. Сейчас спать будем, а с твоей машиной завтра разберёмся. Столько лет терпело, и ещё ночь потерпит.

Апрельское утро нового дня, несмотря на накрапывающий дождик, начиналось всё с той же пробежки, только теперь, кроме ближайшей охраны Сталина и его детей, казалось, начинает бегать весь Кремль. Молодые подтянутые бойцы из кремлёвской пулемётной школы, что потом станет Московским высшим военным командным училищем, парни из «Особой экспедиции» и даже люди из Спецархива и прочих весьма закрытых учреждений. А началось это после того, как Белов уговорил наконец Сталина, и тот стал по утрам выходить на лёгкую разминку. Пример оказался достаточно впечатляющим, и вслед за главой государства потянулись уже не только молодые, но и люди весьма преклонного возраста.

Белов уже не в первый раз наблюдал волну, которая проносилась по всему Советскому Союзу, буквально от одного брошенного камня, и удивлялся, насколько советское общество внутренне мобильно, мгновенно подхватывая конструктивные идеи и делая их действительно народными.

Точно так же случилось и с Прибором Правды, который ещё называли ПП или «полный …ец».

Сталин первым занял кресло в ПП и перед журналистами центральных изданий ответил на все, даже самые каверзные вопросы. После него в то же кресло, но уже без журналистов, а в присутствии комиссии Партконтроля и трёх членов Политбюро, побывали сначала председатель Совета Народных Комиссаров Серго Орджоникидзе, а после – все наркомы и партийные руководители.

Кое-кто из них прямо из кресла поступал в ведомство товарища Берии, а кое-кто, не дожидаясь такого конца, начинал крайне неаккуратно чистить оружие – со вполне закономерным результатом. Почему? Да потому что так их семьи сохраняли пенсию и пусть урезанный, но все же пристойный социальный статус. Для тех же, кто уже попал в жернова судебной системы, такого исхода – разумеется, в случае обвинительного приговора – не предполагалось.