Ольга Лебедь - Художники

– Так что тебе?

– Картошку.

– А что молчала? Пять раз спросила.

Я не стала возражать.

Легла я поздно, как обычно. Обняла игрушку, которую дарили еще в десятом классе – котомедведь, такой пушистый, любимый и потрепанный, – попыталась заснуть с открытым окном. Пьяные мешали. Завтра пятница…

– Вот бы мы для чего-то были нужны, – сказала я то ли вслух, то ли уже в полусне. Я никогда не умела отделять правду от сумбурного мира грез, потому что этот момент всегда приходил неожиданно. Особенно теперь: закрываю глаза – и я уже на своей станции. Выходные из-за этого были моими самыми короткими днями.

Я открыла глаза, всматриваясь в неполную темноту – горел светодиод от роутера.

– Горбатишься непонятно для кого, – вздохнула, прижимая к себе игрушку. Она пропахла пылью.

Я уснула.

И мне снился мой мир.

Хаз был особенно резок, когда я подходила к нему с просьбой. Это он до сих пор считал, что я по нему тащусь. Он и предположить не мог, насколько учившиеся здесь итальянцы горячее.

– А ты не мог бы подбрасывать меня чуть подальше?

– Этим я не распоряжаюсь! Подальше?

– В парк хотя бы. Я так давно там не гуляла.

– Выходные тебе на что?

– Ну так я их трачу на долги по универу.

– Все не бросишь.

– Мне это не очень нравится.

Он фыркнул – в последнее время он начал меня этим откровенно бесить – и ушел договариваться с директором. Ну а кто этими перемещениями распоряжается?

– А кого ты видишь, когда спишь? – вдруг спросила Линда у меня за обедом. Она в первый раз заговорила со мной о персонажах.

– Тебе кто-то приснился из своих? – поэтому в первую очередь спросила я.

– Да! – она улыбнулась и покраснела. Ясненько. – Это же всего лишь сон!

– Персонаж – это часть души, – сказала я, держа ложку перед губами. – Это как самой с собой заниматься, – я засунула ложку в рот, проглотила суп, – этим…

– И что? Это сон, – Линда фыркнула – получилось очень похоже на Хаза. – Никто и не узнает. И я знаю, что пойдет в книгу, а что нет.

– Твоя воля.

– Он был таким классным!

– Избавь от подробностей.

Линда недовольно отвернулась.

На уроке техники нам вдалбливали ненужную информацию.

– Насыщение прозаического произведения деталями – это очень важно для объема картины, – не спеша похрипывал старик Тихарь. – Я не говорю про объем произведения. Форматы жанров, я надеюсь, все помнят. А сюжет – он невозможен без подробностей. Кому нужна прямая линия? Всем нужны резаные, наполненные фактами, детальками, всем тем, что делает сюжет великолепным.

– Как будто он тут гуру, – пробурчал слева Кивин. Тихарь был не настолько одарен слухом, так что Кивину сошло с рук. – Копаешься в этих деталях, и сохнешь.

– Это да, – я думала о том, что любая профессия претит, когда начинаешь в ней погрязать. Пока что только научно.

Как люди делают свою мечту делом всей жизни?

Меня убивали подробности. Убивали весь пыл, превращая его в пустой пшик. Из-за этого тексты получались скользкими и простыми, и последнее мне тоже совершенно не нравилось. Как при подробностях у меня получалась простота? Не знаю. Но получалась.

Когда я зашла ополоснуть лицо, приметила капающий звук из открытой кабинки. Я никогда не видела уборщицу, интересно, а кто туалеты чинит? Лицо в зеркале показалось мне сухим и каким-то выцветшим. У меня герои и то живее. Вот что значит ночи без сна, за придумыванием. Я умылась, выпрямилась и вскрикнула – Господи!

Мне показалось – черт!

Ой, не черт. Но показалось… Было страшно. Что-то темное, с красным глазом, в капюшоне. Дарт Вейдер, блин. Теперь и чудится.

В кабинке булькнула вода.

Надо поспать сегодня. Хаз бы договорился.

Я вышла из туалета, когда в него как раз намеревался зайти мальчишка.

– Эй, ты чего? – А он посмотрел на меня как на сумасшедшую, но я не поленилась указать ему на знак. – Хотя если пожелаешь, – я пожала плечами, потому что парень мои слова проигнорировал. Небось из картинщиков. Они временами странные.

Я вернулась в аудиторию.

– Чувствую, сегодня нам придется написать эссе, – уныло забурчал Кивин, и я пожала плечами. Эссе так эссе. Ничего нового. А вот Кивин ненавидел этот жанр.

– Про всякие заклепки. Какая разница, какого цвета у моего персонажа заклепка, – Кивин наклонился к парте, чтобы Тихарь дай бог не обрел слух.

Учитель как раз медленно проходил мимо нашего места.

– Таким образом, ружье, которое вы вешаете в первом акте, выстреливает в третьем. Оно должно выстрелить. Даже холостым. Даже если просто кому-то почудится. Савельева, вы куда?