Ольга Лебедь - Художники

– Какая проза?

– Ну, – я мотнула головой в сторону шкафа, за которой толпилась классика и книги, купленные в девяностых. – Как Пушкин. Лермонтов.

Мама на меня как-то непонятно посмотрела.

– Ты пишешь прозу?

– Нет, конечно.

Я машинально ответила.

Мама зачем-то кивнула.

– Стихи пишешь?

– Ну…

– Ты пишешь стихи?

Я не знала, куда спрятать глаза. Мама тут же села рядом.

– Ты никогда не говорила. Покажи стихи.

– Они… так.

– Ну, покажи! Мне же интересно.

Я долго думала, поступаю ли правильно. Я еще никому не говорила, что пишу.

Потом все-таки я потянулась за тетрадкой с набросками, и вытащила самые понятные.

Олег дернулся, но так, что я испугалась.

– Не ори, – сказал он не своим голосом, и я подползла – коленки свело от колючек. Как и лодыжку от боли… Черт.

– Что делать?

– Не ори.

– Не ору.

– Иначе звери придут.

Он приподнимался на локте, а я оглянулась на небо: боже, придут? И сюда?

– Не эти, – парень морщился. На лбу был пот. – Отсюда.

У меня похолодело нутро, когда я судорожно окинула взглядом пространство. Куча темной зелени. И внутри, среди – звери…

– Пиши еще.

Олег протянул локоть. Я с испугом глянула на пьяные буквы. На парне лица не было.

– Я не буду. Посмотри…

– Пиши! – нажал он. – Мы должны уйти отсюда сейчас же. Звери придут в любом случае. Раньше, или…

Он замолчал, морщась от боли. Я увидела, как напряглось его целое… крыло.

Кость хрустнула.

Олег вскрикнул и задышал. Я кинулась поддержать его: напоролась на перья. Черные, с пушинками. Жилы, идущие в костѝ, дрожали, продолжая движение тела.

– Тебе не нужны крылья, – я не могла смотреть на них, но глазела.

– Ты уберешь их? – с надеждой спросил он.

Я сглотнула.

– Я не знаю. Боюсь.

Парень напрягся.

– Хоть что-то ты знаешь?

Он попытался встать, но ноги не выдержали, и он рухнул; а меня накрыло крыло.

Потное.

Я выпуталась из-под перьев.

– Уберу. Не знаю, как.

Олег не отвечал, и я заметила спустя время, что он еле держится.

Я втерла основание ладони в лоб: что же мне делать. Убрать просто крылья? «Убрать»? А если зачеркнуть, то что-нибудь получится?

Я поискала по карманам ручку – Господи, какие карманы, какая, мы же летели, выпала точно.

На Олега я старалась не смотреть.

Задрала снова рукав, – его рука мне показалась как у трупа – нашла буквы. Они не стирались. Я ослюнявила пальцы и потерла по записи.

Олег взвыл как раненый зверь.

Я в страхе застыла. Что я?.. Его крылья покачнулись, что-то запружинило. Стихло.

– Делай, – сквозь зубы позвал он. У меня на глаза навернулись слезы.

Я начала тереть кожу, как будто огонь добывала.

Олег, не выдержав, снова заорал.

Мне стало плохо.

Господи, ему же плохо! Как же он терпит… Я терла, а буквы не сходили – только очень медленно под покрасневшей кожей.

Послышался хруст.

Рука Олега расслабилась. А потом он завалился вперед телом, чуть не шмякнувшись в еловую подстилку. Я еле успела его подцепить.

Крылья остались стоять.

Я в отвращении смотрела на эти уродливые кости. Олег не дышал, или мне так казалось. И очень хотелось плакать, но в голове, вместо слез, вертелась одна мысль – «Ненавижу. Ненавижу»…

Я не выдержала тяжести его тела.

Всегда наступает такой момент, когда не хочется слушать. Прежние аудиозаписи надоедают, нового не находится. И ходишь, как рыба на берегу.

Однажды меня очень зацепило песней. Это не было откровением, но почему-то так зацепило, что не глядя, я отправилась на группу. Молодцы же ребята.

Второй раз они выступали в «Форум Холле» – помещении масштабнее и краше: везде были синие подсветки, еще немного фиолетового, горела со сцены надоедающая иллюминация, которая резала глаза всякий раз, как в песне случались биты.

Но я была в восторге. Не знать кучу песен – это так круто. Качаешься в волнах толпы, подчиняясь всеобщему азарту, прыгаешь выше и наступаешь другим на пятки. Тебе давят носки.

А вокруг только шум, праздник толпы, слэмщики грозят сломать челюсть…

Я, хлипнув носом, повела ухом на птиц, которые чирикали где-то в елях. Это, наверное, значило у них, что все спокойно.

Олег не подавал знаков, и я уложила его помягче, а сама уставилась перед собой, ничего не желая делать. В голове была какая-то каша и пусто. Вот так, отчего хотелось просто сидеть, застыв, или переключившись на другое дело. Чтобы смыло все. Но переключиться я не могла.

Мне почему-то подумалось разжечь огонь. Но идея была глупа, да я еще не желала двигаться. Наверху только мотало ели, а драконы куда-то ушли.