Илья Саган - Дотянуться до престола

– Ну, что замерли?! – в ярости заорал Мстиславский. – Запрягайте немедля! Князя домой, и в Китай за лекарем. Быстрее, сволочи, быстрее, а то всех велю на конюшне сечь до смерти!

Через пять минут Трубецкого уложили в сани, и возница погнал лошадей на Никольскую.

Прошка, холоп Федора Мстиславского, вышел из поварни и осторожно подошел к воротам в частоколе, окружающим двор. (По весне боярин планировал поставить каменную ограду, ну а пока жил так, по старинке.) Огляделся – вокруг одни сугробы; челядинцы заняты своими делами; вроде, никто его не видит, можно идти.

Выскользнув на улицу, Прошка мимо Крутицкого подворья направился к Фроловским воротам. Низкие серые тучи висели над Кремлем, едва не задевая кресты соборов. Ветер катал мусор с Пожара по заледеневшей деревянной мостовой. Мерзкая погодка. Сейчас бы на печь завалиться или стопку опрокинуть, но дело есть дело. Поплотнее завязав кушак на проеденном молью шерстяном армяке, он спрятал руки в широкие рукава.

Фамилии у Прошки не было, а за широкую квадратную бороду его прозвали Лопатой. Сколько себя помнил, он служил в поварне боярина Мстиславского, а последнее время отвечал за разлив вина. Чего скрывать, втайне и сам попивал, но немного – меру знал.

Наклонившись вперед, против ветра, он упорно шел к Пожару. Там, на другой стороне площади, находилась цель его путешествия – Старый Земский двор, у входа в который должен ждать сын, Михайло. Во всяком случае, тот странный человек от князя Черкасского обещал, что Мишку выпустят, если… Ох-ох-ох, даже вспомнить жутко.

«Ведь как он сказывал? – размышлял на ходу Прошка. – Трубецкой занеможет, будет дома на мягкой перине лежать, всего-то надобно, чтоб он день-другой на Земском соборе не объявлялся. А что учинилось? Бедолага при смерти, а другой, стольник, и вовсе помер. И все это через меня. Эх, Мишка, Мишка».

Лопата горько вздохнул. Что тут скажешь, не доглядел за сынком. Тот с детства был откровенным шалопаем, а когда подрос, присоединился к шайке, грабившей посадских на дороге к Москве. Это сходило ему с рук в лихое время, но теперь князь Пожарский навел в городе порядок, и дурачка поймали. Ему грозила плаха, и вдруг появился этот…

Прошка нахмурился, вспоминая.

– Тебе всего-то и надобно, что на именинах хозяина добавить вот эту пудру в Князев кубок, – сказал странный человек. – Не боись, с Трубецким ничего худого не учинится, посидит денек в нужнике, и все. А коли ладно сделаешь, так на следующее утро у Старого Земского двора смогешь балбеса своего получить, живого и в полном здравии. Не сумлевайся, хозяин мой, князь Черкасский, об этом позаботится.

И Прошка, как последний дурак, поверил! А что было делать, упустить единственную возможность спасти непутевого сына? Положа руку на сердце, он и сейчас не жалел, что согласился. Да, один человек погиб, другой при смерти, но зато Мишку освободят! Ну и задаст ему Прошка! Будет под отцовым присмотром сиднем сидеть и без дозволения ни шагу со двора не сделает! Ничего. Двойное убийство, конечно, страшный грех, но он его отмолит. Господь милостив, как-нибудь обойдется.

Подходя к Фроловской башне, Лопата, как предписывала традиция, стянул с головы шапку и низко поклонился: здесь под неугасимой лампадой висел образ Спасителя Смоленского. Миновав ворота и мост через ров, Прохор вышел на Пожар и огляделся. Впереди – бесконечные аркады торговых рядов, справа – Лобное место и черное дуло Царь-пушки, чуть дальше – заснеженные маковки Покрова на Рву, построенного еще при Иване-Мучителе, и небольшое кладбище вокруг. А слева, вдоль крепостной стены, длинной вереницей расположились кресты церквушек «На Крови».

Мимо них по заледенелой тропинке Прошка и пошел. Заскочил в одну из часовенок, поставил свечку, поклонился – дозволь, Господи, чтоб помог неведомый князь Черкасский, приказал бы выпустить Мишку. Подумал и, кряхтя, опустился на колени. Стукнул пару раз лбом о промерзший пол, перекрестился и поплелся дальше.

Земский приказ, небольшая каменная изба, располагался в самом конце Пожара, перед Неглинными воротами, за которыми начинался Белый город. Миновав торговые ряды, Прошка подошел к высокому крыльцу. Оно было пусто, никто его там не ждал, лишь одинокий сторож мел ступеньки веником из прутиков. Потоптавшись немного, Лопата обратился к нему:

– Слышь, мил человек…

Старик с трудом разогнулся и подозрительно посмотрел на Прошку.

– Чего надобно?