Николай Побережник - Гнев изгнанников

Скорняжная лавка уже закрывалась, работников, что расходились по домам, провожал, стоя в дверях, Кованый. Увидев меня, он покачал головой и сказал:

– Кабы один был, так хоть пропади совсем, чего девке-то нутро мотать!

– Ну, задержался немного, – я остановился у двери и снова обернулся. – Что, плачет?

– Выплакала уж все, я ее, пока обедали, напоил отваром хмельным, спит она. Иди уже, – старый наемник с осуждением посмотрел на меня и покачал головой. – Похлебка, поди, не остыла, поешь.

Я тихо прошел в комнату на втором этаже и сложил у двери сверток с покупками. Дарина спала, завернувшись в мой кафтан, на широкой лавке у окна. На столе тускло горела лампада, я пододвинул высокий медный кувшин так, чтобы свет не падал на окна, а сам медленно подошел к одному из них. Разглядел не сразу, так как мои провожатые встали в тени одного из домов, вот к ним присоединился кто-то третий, они поговорили, этот третий остался, а двое ушли.

– Что там? – шепотом, чтобы не будить Дарину, спросил Кованый. Он закрыл лавку и поднялся к нам.

– Похоже, следят за мной.

– А говорил, что не сбег, – хмыкнул старый наемник.

– Нет, это не дружинники, да и не стал бы князь этот концерт со слежкой устраивать…

– Чего?

– Я говорю, это не люди князя.

– А кто тогда? – Кованый с интересом присмотрелся в окно. – Не вижу никого.

– Да вон… – хотел я было показать, где стоит человек, но осекся. – Вон там было видно, пока свет в окошке на углу дома не погас.

– Вы чего? – Дарина села на лавке, протирая глаза. Наше со стариком перешептывание оказалось не таким тихим.

– Выспалась? – присел я рядом и обнял ее.

– А ты чего так долго не приходил?

– С Тарином встречался, завтра на рассвете уплываем.

– К Желтым горам?

– Еще не решил, не знаю… давай сначала эту ночь переживем…

Рассказал Дарине и Кованому о слежке от таверны, после чего Дарина сосредоточенно принялась собирать наши вещи, предусмотрительно оставив у окна свой колчан, а старик сказал, что пойдет и зажжет уличную лампаду у входа в лавку да проверит, как закрыл дверь и ставни в лавке внизу. Я же полез в свой ранец, извлек из него увесистый сверток и развернул в свете лампады. Вот он, мой туз в рукаве – 106-й ТОЗ в пошитом мной чехле, который можно закрепить за спиной, ремень с подсумками и шестнадцать патронов, одиннадцать пулевых латунок и пять заводских – волчья картечь в пластике. Латунки пусть полежат, а картечь – один в ствол, четыре в магазин… Старый наемник, наблюдая на моими манипуляциями, присел на табурет у стола и сказал:

– Оружейник, значит?

– Ага…

– Без колдовства, поди, не обошлось?

– Скорее без вмешательства богов, – ответил я и, вставив по местным понятиям «оружие массового поражения» в чехол, закрепил его на поясе.

– Чудной ты, оружейник.

– Был оружейник, не служу я теперь князю.

– Как бы не пожалел.

– А чего мне жалеть-то, не в подвале суда Хранителей – уже хорошо.

– Я про князя, как бы он не пожалел, – старик смотрел на меня таким взглядом, каким когда-то на меня смотрел Тарин, когда мы плыли протокой, а он высказывал свои предположения о том, что я вовсе не охотник с провалами в памяти.

– Ладно… Дарина, раз уж ты выспалась, то посматривай в окно да прислушивайся, не лезет ли кто в дом, а через три часа разбуди меня.

Я осмотрел два собранных у двери баула и свой ранец с притороченным к нему мечом.

Сон не шел. Я лежал на спине, выложив на пол, под лавку, топорик. Минут сорок, может час, пялился в потолок. Дарина, подставив к окну табурет, присматривала за улицей, а Кованый спустился на первый этаж, где тоже некоторое время шарахался из угла в угол, скрипя половицами, но потом затих, и я, слава богам, наконец сомкнул глаза.

Новый советник князя

Внутри все ликовало. Корен уже давно забыл, что может испытывать такие эмоции. А оказавшись в своей комнате в здании суда Хранителей, не смог удержаться, чтобы не пустить слезу. Пусть пыльно, холодно, сваленная в углу мебель и ворох рукописей, зато он вернулся! Пусть не вернулось то положение и та власть, которой он был наделен до появления этого второго, со странным именем Никитин. Хотя чего странного, пришелец просто взял себе имя по фамилии из другого мира, того же, который является родным и для самого Корена. Но теперь, благодаря убедительности, дипломатии, обаянию и, чего уж, женской красоте императрицы Скади, князь Талес огласил прощение Хранителям и принял решение о восстановлении суда. Пусть не сразу, и пока что Корен лишь второй советник и смотритель архива, но кое-что он может и сейчас, например, поднять все свои связи и снова раскинуть паутину по Городищу, а потом и до всего княжества дело дойдет! И этого выскочку и библиотечного червя Ицкана – к ногтю! Но позже… Теперь главное – давать дельные советы Талесу, россказнями о пришельце из другого мира держать в узде наместника Стака, рассыпаться в комплиментах перед императрицей, даже за этой леди-наставницей можно приударить, и будет еще один подход к расположению Скади.