Владимир Свержин - Личный враг императора

– Их там много?

– Около сотни. Во всяком случае, у воды было около сотни.

– Тогда поторапливаемся! Давай, давай! Нужно успеть проскочить на тот берег.

Я мысленно высказал все, что думаю по поводу Чуева с его гусарами. Но с другой стороны, можно было поклясться чем угодно, что мой боевой друг, буде его воля, ни за что не подставил бы меня под этакий удар. Хмурился бы, зубами скрежетал, ругался на чем свет стоит, что я какого-то рожна связался с французами и помогаю им избежать справедливого возмездия, но все же верил в мой хитроумный план. План, о котором, как уже было сказано, имел весьма смутное представление.

И вот на тебе! Должно быть, поездка в Ставку с преждевременными «дарами волхвов» на этот раз не прошла даром. Вероятно, гусарского подполковника задержали расспросами или же вовсе решили оставить каким-нибудь флигель-адъютантом при государе, пожелавшем лично насладиться картиной изгнания супостата из пределов Отечества. Как бы то ни было, ясно было одно: переправа, на которую я столь большие надежды возлагал, совершенно не охранялась. И добро еще, мы успели оказаться рядом с ней до того, как ее обнаружил враг. Проклятье, нет же, не враг, друг!

– Давай, давай! – погонял я.

Хорошо накормленные кони, подчиняясь ударам бича, неслись, увлекая за собой барские сани. Вслед за ними неслись два возка с моей кассой, еще один, с пушкой, замыкал колонну. До наплавного моста оставалось совсем немного, когда на берегу из леса показались всадники.

Анри Бейль взвился со своего места.

– Скифы! – в надсадном крике интенданта звучал неподдельный ужас. Прежде ему доводилось сталкиваться с казаками и разбойниками, носящими военную форму, однако же воинство, которое он увидел перед собой в этот миг, казалось ему ужаснее и тех, и других, вышедшим из мрачных легенд о потрясавших устои Европы ордах кочевников. В островерхих шлемах, отороченных волчьими хвостами, с луками и стрелами, с кривыми саблями у бедра – эти всадники на мохнатых низкорослых, но крепких лошадях казались выходцами из иного мира. Они бы хорошо смотрелись рядом с Чингисханом и Батыем. Но здесь и сейчас?!.

И тем не менее они мчались сейчас наперерез моему крошечному отряду. Я уже видел, как руки их тянутся к колчанам и оперенные стрелы покидают свое темное жилище, чтобы пронзить белый свет и живую плоть, чтобы отправить недругов туда, где никогда не встает солнце.

– Гони, гони! – командовал я.

– Скифы, – вновь в ужасе пробормотал Анри Бейль, доставая из-под выданной мною шубы пару кавалеристских пистолей.

– Не трудитесь! – крикнул я. – С такой дистанции не попадете, только разозлите. Это для крайнего случая.

Между тем «крайний случай» был сейчас близок как никогда. Наши кони были чуть порезвее, нежели у преследователей. Но когда первые сани влетели на заснеженный помост, между нами и «скифами» оставалось не более двух сотен метров. Когда б мы не торопились, сани бы аккуратно въехали на деревянный настил посредине и без проблем и спешки переправились на противоположный берег. Но сейчас все пошло не так. Не сбавляя хода, сани влетели на импровизированную переправу с самого края, так что лодки, поверх которых были положены наскоро сбитые доски помоста, под тяжестью первого экипажа ушли под воду. Энцо Колонна, в юные годы служивший кучером, быстро сообразив, что происходит, сумел вывернуть коней, но сани все же занесло, и поднявшийся было для выстрела Анри Бейль, не удержавшись, вылетел на тонкий лед, и тот, не выдержав удара, проломился.

– Проклятье! – крикнул я, спрыгивая из седла и прикрикивая возницам: – Гоните! Гоните!

Возки с кассой вслед за первыми санями промчались на противоположный берег. Я рухнул на помост, ухватил Бейля за руку, с силой потянул к лодкам. Краем глаза я видел приближающихся всадников. Сомнений не было – передо мной была туземная башкирская конница, посланная Витгенштейном для патрулирования местности. Сейчас они уже радовались близкой добыче. Но радовались они рано. Я видел, как прирожденный артиллерист Михаэль Дунке что-то командует Максу Колю, а затем рывком срывает попону, заменявшую чехол на пушке. Видел, как мчится в нашу сторону дождь стрел и в ответ злобно огрызается картечью орудие. Я тянул из воды будущего великого писателя, намокшая медвежья шуба делала его почти неподъемным. Он стонал, тянулся, пытаясь ухватиться за торчавший борт лодки, но по-прежнему не мог этого сделать. Наконец он ухватился пальцами в штевень и попытался на нем подтянуться.