Владимир Свержин - Личный враг императора

Я вытянулся во фрунт, и Эжен де Богарне один за другим приколол к моей груди два ордена.

«Вот ведь незадача, – подумалось мне. – Французский, италийский, и как-то ни одного русского. Просто аж неудобно».

– Вы настоящий герой, Зигмунд! – С этими словами он порывисто, совсем по-дружески обнял меня. – Пусть удача, как и прежде, сопутствует вам! Быть может, у тебя есть какие-то личные просьбы?

– Да, мой принц, но если позволите, об этом позже. А сейчас я бы хотел немного отдохнуть.

Принц Богарне кивнул, отпуская меня, и приказал адъютанту:

– Распорядитесь, чтобы трупы князя Трубецкого и его пособника вздернули у самой дороги. Это поднимет дух войскам. От вас же, месье Бейль, я жду обстоятельного рассказа.

«Ах, жаль, что я не смогу записать его, – вздохнул я, выходя из избы. – Ну что ж, теперь, как говорится, или пан, или пропал».

Пронизывающий восточный ветер гнал облака, и луна мутным глазом поглядывала в разрывы между ними холодным волчьим солнышком. Сами зубастые санитары леса, прельщенные обилием и многообразием добычи, держались поблизости от дороги и обнаглели уже до того, что порою днем нападали на отбившихся от строя солдат. То здесь, то там у обочины встречались окровавленные лоскутья формы и обглоданные кости. Страх сделаться волчьим ужином подстегивал еще живых солдат и офицеров держать строй. Впрочем, для всякого, кто видел это беспримерное отступление, была ясна горестная картина краха Великой армии. Выстроенные поутру роты, сведенные из остатков полков, понуро брели в неведомом им самим направлении, оживляясь лишь на краткий миг, чтобы дать отпор наскакивающим казачьим сотням. Если атаку удавалось отбить, измотанные этим перенапряжением сил французы зачастую просто садились в снег, чтобы перевести дух. Садились и больше не вставали, так и замерзали с ружьем в руках, оставляя новый и новый корм сопровождающим армию волчьим стаям.

Насколько я мог видеть, за очередной переход 4-й корпус понес изрядные потери. И у всякого сидевшего в этот час у костров в голове крутилась мысль, все больше перераставшая в убеждения. Еще день, и все, больше ничего не будет, не будет прекрасной зеленой Италии, лазурного неба и синего моря. Не будет тепла и вкусной обильной еды, щедро заправленной оливковым маслом. Едва ли не все оставшиеся в живых с надеждой и почти обожанием глядели на своего командира, даже те, кто в сердцах честил Бонапарта корсиканским выродком, глядели на его пасынка с немым обожанием. С утра до ночи вице-король Италии не покидал седла, деятельно руководил движением колонн, решительно отбивал атаки «русских орд» и не садился за стол, будь он под крышей или же без, пока не убеждался, что каждый солдат его войска будет накормлен, пусть хоть черствой коркой, но все же не менее, чем он сам.

Я вышел во двор, из-под распахнутой шубы на груди поблескивали новые ордена. И уже один этот факт заставлял италийцев с почтением глядеть на неведомого офицера.

– Ну что, как все прошло? – Ко мне подошел Ротбауэр, желающий утереть очередные пятна выступившей из раны крови.

– Еще не прошло. – Я чуть заметно кивнул на избу. – Сейчас месье капитан живописует принцу мои подвиги.

– Крайне неосмотрительно, – буркнул вестфалец. – Держать коней запряженными и велеть зарядить пушку?

– На всякий случай да, но так, чтобы это не привлекло внимания любезных хозяев.

Мой собеседник подозвал прислонившегося к обломкам изгороди Дунке, наблюдавшего за нами, по-приятельски закинул руку ему на плечо и что-то прошептал на ухо. Тот кивнул и молча удалился.

Бывший студент между тем смочил тампон горжелкой, вновь со вздохом обработал мою рану и наконец задал вопрос, должно быть, мучивший каждого из воинов моего собственного «иностранного легиона»:

– Неужели вы ему верите?

– Верю, – кивнул я.

– Но почему, он же чужак?!

– Впрочем, как и каждый из вас. Был чужак. Надеюсь, теперь будет свой. Вот ответь мне, дружище, за месяцы, которые вы воюете под моим началом, вы получили денег столько, сколько, возможно, не заработали бы за всю свою жизнь.

– Это правда, – кивнул несостоявшийся медик.

– Погоди, я не об этом. Я берег каждого из вас и впредь надеюсь оберегать от пустых опасностей.

– Снова верно.

– И дальше надеюсь быть вам вместо отца родного.

Мой «лечащий врач» молча усмехнулся. Я никогда не спрашивал у него о возрасте, но явно этот «сын» был старше меня не менее чем на три года.

– Так вот, – продолжил я, – после нашей победы над Наполеоном большая война не закончится. Это как пожар в торфянике, сверху трава, под землей огонь. И хотя все вы сможете наконец снять мундиры и занять должное, подобающее вам по нынешнему состоянию кошелька положение в обществе, я надеюсь, что вы не перестанете быть моими солдатами.