Александр Мазин - Княжья Русь

Сын конунга был, безусловно, отличным воином, сильным, умелым, ловким, но… легким. Все-таки по годам – совсем юнец. Так что Славка выдернул его со скамьи, вверх, как морковку из грядки. Выдернул, переволок через стол, уведя буквально из-под носа набегающего Путяты.

Того, само собой, стол не остановил бы, но на его пути оказалась вскочившая Рогнеда. Оттолкнуть княгиню Путята все же не посмел. Замешкался, и тут подбежали отроки, вцепились в воеводу, повисли на нем, как псы на медведе…

С другой стороны рычал и рвался из Славкиных рук Олав. Но Славке было легче, чем отрокам. Скрутить противника, тем более уступающего силой и размерами, Славке – запросто.

Взревев совсем уж по-медвежьи, здоровенный воевода стряхнул с себя отроков. Да не просто стряхнул, а изловчился сорвать у одного из парней воинский пояс. Р-раз! Пояс полетел в сторону, а в руке Путяты остался отроков меч.

Вот это было уже серьезно. Глаза воеводы налились кровью, на губах пузырилась слюна – ну чисто берсерк. Похоже, он уже ничего не видел, кроме своего обидчика. Славка испугался за Рогнеду, но, к счастью, княгиня больше не пыталась остановить Путяту.

С тем же звериным рычанием Путята полез на стол.

Не будь Олав вдребезги пьян, Славка просто отпустил бы его – и делу конец. Ни один воин, будучи в своем уме, не полезет с голыми руками на оружного. Во всяком случае, без острой необходимости. Отступить в этом случае – не зазорно. Но пьяный Олав рвался в бой. А в том, что это будет его последний бой, можно было не сомневаться.

Славка уже примерялся метнуть Олава через второй стол – в руки вскочивших гридней, но Путята через стол не перелез. На помощь пришел лично великий князь.

Подлетел сзади, сгреб Путяту за жалобно затрещавшую рубаху и с богатырской силой отшвырнул от стола. Путята отлетел назад, поскользнулся на пролитом жире и грохнулся на спину. Приложился неслабо, но голову уберег и меч, само собой, тоже не потерял. Воевода изогнулся кошкой, толкнулся левой рукой и вновь оказался на ногах…

Владимир этого ждал. Стоял, спокойно опустив левую руку на оголовье меча, оставшегося в ножнах, а когда Путята вскочил – просто шагнул вперед. Взмах короткой булавы, не оружия, почти игрушечного символа княжеской власти – и всё. Золотой шар-навершие пришелся точно в лоб Путяте.

На Перуновых игрищах великий князь ударом священной секиры валил быка. Золотая булава, конечно, послабее секиры. Но и лоб у Путяты послабее бычьего.

Сердитый воевода опять оказался на полу. На этот раз – надолго. Меч выпал из ослабшей руки, и Владимир ногой подтолкнул его растерянному отроку. Подтолкнул, глянул гневно (ух и влетит парню за то, что оружие проворонил!), обернулся к столу:

– Отпусти его!

Славка с охотой подчинился: толкнул Олава в объятия подоспевшего Сигурда.

Владимир глядел из-под нахмуренных бровей на дядю и племянника. Пальцы, сжимающие булаву, побелели. Эх, не тому он приложил, кому хотелось. С трудом, стиснув зубы, великий князь смирил гнев. Мальчишка, дурак, наказать… Но ведь он сражался за киевского князя – и сражался славно. А Сигурд… Без Сигурда просто не обойтись. Особенно с тех пор, как испортились отношения с Дагмаром.

– Всё хорошо, княгиня? – довольно холодно поинтересовался он.

– Не сердись на него, мой князь – попросила Рогнеда. – Он же совсем молоденький. Вот и расчувствовался. Не сердись! Он такой хорошенький, этот твой Олав! Глазоньки синие, губки алые, щеки гладкие… Не сердись!

И погладила мужа по щеке: колючей, небритой. От этой ласки в штанах великого князя враз зашевелился уд. Владимир поспешно отодвинулся, отвернулся, не заметив хищной, довольной гримаски на лице жены. Отвернулся – к жене Путяты:

– Ты здорова ли?

Та молчала, приоткрыв рот. Глядела снизу на Владимира, замерев. А хорошенькая у Путяты жена. Щечки пунцовые, бровки ровные, грудки высокие, пояском подобранные…

Владимир понял, что хочет ее даже больше, чем собственную жену, и невероятным усилием обуздал себя. Нет, не сегодня. По крайней мере – не сейчас. Может, позже, ночью. Воевода ничего не узнает. Приложил его Владимир крепко. Очнется – не до женщин ему будет.

«Лекаря к нему приставлю, а сам… Не откажет ведь?»

Лишь заглянул в блестящие глазищи – и уже не сомневался: не откажет. Ему женщины никогда не отказывали. Вот разве что Рогнеда… Но и Рогнеда теперь – его.

Владимир усмехнулся самодовольно и направился к своему месту.

Богуслав, повинуясь еле заметному знаку, шагнул к княгине, наклонился, чувствуя, как кружится голова от запаха ее волос, шепнул: