– А я что говорила? – встрепенулась девушка. – Лучше б в ресторан пошли. Я знаю на Бастилии один хороший, он недавно открылся…
– На Бастилии много хороших…
– Так я о чем? Или можно ближе, на Монпарнасе – «Ле Дом», «Ля Куполь», «Ротонда»…
Поправив смешные роговые очки, Этьен удивленно присвистнул:
– У тебя, Соланж, лишние деньги завелись? Ты б еще в «Максим» позвала!
Девчонка пожала плечами:
– Ну, предложила же – на Бастилии.
– Вина-то дайте! – Ремезов, наконец, открыл рот, озадаченно раздумывая – а на каком языке здесь все говорят?
Монпарнас, «Ля Куполь» – по всему выходило, что на французском! Но Павел-то его не знал, хоть во Франции бывал неоднократно и один, и с Полиной. Не знал… Но вот, похоже, что разговаривал. И все понимал.
Да-а… удивительно – почему так? Значит, все же не полный резонанс происходит? Или – просто в данном случае так вот произошло? Почему? Слишком велико напряжение? Сила тока? Странно… и требует последующих размышлений. Именно, что последующих – сейчас голова кружилась, и все происходящее вокруг воспринималось словно в тумане, в бреду. Видать, Марсель сегодня принял на грудь немало.
– Пошли на балкон, старик, покурим, – в тему предложил Этьен. – Да не думай ты о своей Полетт. Держись веселей да глянь, сколько здесь девчонок!
А пошел ты! – именно так почему-то вдруг захотелось сказать Павлу, даже не просто сказать, а выкрикнуть…
С чего бы? И ведь едва-едва удержался… Поставив стакан на пол, Ремезов встал с дивана и, пошатываясь, вышел на балкон вслед за друзьями Марселя.
Вышел… Вдохнул полной грудью свежий ночной воздух, глянул вниз… Мать честная! Ну, ведь так и знал! Догадался уже, куда занесло.
Внизу, с высоты этажа эдак примерно шестого, в сиреневом свете узорчатых фонарей хорошо был виден лев, вполне по-хозяйски расположившийся на небольшом постаменте. Лев, конечно, не живой – памятник работы знаменитого скульптора Бартольди, кстати – автора статуи Свободы. И памятник – «Бельфорский лев», и парижскую площадь Данфер Рошро Павел узнал сразу – когда-то вместе с Полиной снимали здесь неподалеку номер в маленькой гостинице «Флоридор». Полина…
Полетт!
Это имя… и возникший – вспыхнувший! – на секунду образ словно ударили обухом. Молодой человек склонился над балконной решеткой и пристально посмотрел вниз, на припаркованные автомобили… А если броситься вниз головой? Полетт…
Сжав руками виски, Павел помотал головой, отгоняя невесть откуда взявшиеся суицидные мысли. Стоявший рядом Этьен хлопнул его по плечу:
– Ну, как, старик? Полегчало? А помнишь, пять лет назад – ка-ак тут все полыхало?! И баррикады тянулись – аж от самой Сорбонны!
– Да, весело было, – тут же откликнулась Соланж. – Я тоже помню.
Этьен усмехнулся:
– А тебе сколько лет-то тогда было? Десять? Двенадцать?
– Ага… вам, можно подумать, больше!
Насколько сообразил Ремезов, речь сейчас шла о знаменитых студенческих беспорядках в мае шестьдесят восьмого года. Перед глазами его вдруг возникли быстро пробегающие картины, словно слайд-фильм: горящий автомобиль, полицейские в белых шлемах, что-то скандирующая молодежь, портреты Че Гевары, Троцкого, Мао…
Эта память была точно не его! Выходит…
– Ну, пошли, что-то я уж замерзла… – докурив, Соланж зябко повела плечиками, но услыхав вновь донесшуюся музыку, улыбнулась. – О! Наконец-то они поставили «Джетро Талл»! Марсель, твои соседи точно уехали?
– Уехали, уехали, – хохотнув, отозвался за Павла Этьен. – Кто же будет сидеть весь уик-энд в пыльном и жарком городе?
– Не сказала бы, что уж очень жарко…
Внизу, сворачивая на бульвар Распай, промчалась полицейское авто – как положено, с сиреною и мигалкой.
– Вот, кто людям спать не дает, а вовсе не мы! – Соланж тихонько засмеялась и выскользнула с балкона.
Ремезов отправился следом за ней, однако к группе расслабленно танцующей молодежи не примкнул, прошел по коридору к кухне… Да, судя по запаху – к кухне… А зачем он туда пошел? Или – не туда?
Пожав плечами, молодой человек толкнул первую попавшуюся по коридору дверь… В синем свете ночника группа абсолютно голых – двое юношей и две девушки – азартно занимались любовью.
– Ха! Марсель! – как ни в чем ни бывало оглянулся один из парней. – Давай к нам!
– Не…
Павел дернулся и махнул рукой – что-то не хотелось вот так, по-скотски…
– Ну, как знаешь. Только не говори, что это кровать твоей матушки!
Ремезов раздраженно прикрыл дверь и, сделав пару шагов, вошел в другую комнату, небольшую, с рабочим столом, проигрывателем и окном с раздвинутыми шторами, сквозь которое был хорошо виден рвущий ночь луч прожектора, бьющего с Эйфелевой башни.
Читать дальше