Андрей Посняков - Боярин - Смоленская рать. Посланец. Западный улус

А вот этот местный товарищ – «боярич», мелкий феодал – что-то пока никак о себе не заявил. Так ведь и тот комсомолец – тоже. Может, тут все дело в интеллектуальном развитии? Почему бы и нет? Проверять, проверять надо, экспериментировать. Эх, скорее бы домой!

Домой… А. что, если… Если сейчас сесть, посчитать, прикинуть…

Павел почувствовал, как его охватил страх! Посчитать, конечно, можно было – даже и в уме, формулы и графики молодой человек хорошо помнил… Но вот приступать к этому делу не хотел – тривиально боялся. А вдруг… А вдруг это все – навсегда?! И тогда напрасно он ждет возвращения, не будет его, и резонанс не наступит уже никогда. Никогда! Страшно представить… И, конечно, надобно бы сделать расчеты… Не сейчас, потом. Утром. Ведь, может быть, ночью он уснет, а проснется уже в мансарде!

Да-да, такое вполне может случиться, и даже – скорее всего. Значит – спать, спать, спать!

Скрипнула дверь:

– Я покушать принесла, господине.

Голос был девичий, певучий, и Ремезов поспешно отвернулся от зеркала, рассматривая возникшую на пороге женщину в длинном, высоко подпоясанном, без рукавов, платье из плотной синей ткани, надетом поверх белой рубахи. Высокая, стройная, с приятным лицом. Судя по легкой повязке на голове, вовсе не закрывающей заплетенные в толстую косу волосы, это все же была девушка, а не замужняя женщина, и явно не из простых крестьянок – на ногах что-то вроде лаптей, только плетенных не из лыка, а из каких-то разноцветных веревочек – на улицу в таких не выйдешь, обувка чисто домашняя. На висках поблескивали подвески – какие, с ходу и не определишь, но точно – не золотые и не серебряные, а браслетики на руках – так и вообще стеклянные, желтенькие.

Поклонившись, девушка поставила на стол большое медное блюдо с яствами, судя по запаху – с дичью да с рыбой.

– Пиво сварили уже, господине. Дойдет – принесу. А пока вот – бражица ягодная.

Ремезов улыбнулся:

– Ну, наливай бражицы… Да и сама присядь.

– Ой, господине… уж присяду.

Девчонка не ломалась, не выпендривалась, разлив брагу по глиняным кружкам, уселась за стол на скамеечку, напротив Павла.

Правда, молодой человек и слова сказать не успел, как гостья… нет, скорей – служанка – вскочила. Всплеснула руками:

– Светец-то забыла зажечь. Посейчас принесу, инда скоро и темень.

И правда, солнышко, похоже, зашло уже, и в светелке резко стемнело, так что вставленная в светец лучина – лучина! – пришлась весьма кстати. Хорошо горела, можно даже сказать – ярко, почти ничуть не хуже свечки, да и коптила лишь самую малость.

– Хороша лучинушка, – присев, улыбнулась девушка. – Из березового топляка.

Ремезов вскинул глаза:

– Ну, выпьем, что ли?

– Да, господине, выпьем.

Бражица оказалась пахучей, хмельною, после второй кружки у Павла даже слегка закружилась голова, сразу так стало легко, свободно, да и девица раскраснелась, заулыбалась, заблестели глаза.

– Тебя как звать-то? – ляпнул сдуру молодой человек.

Так ведь и не думал уже – опьянел с устатку. Это ж надо – хозяин собственной служанки не знает.

Впрочем, девчонка, похоже, ничуть не удивилась, или, скорее, просто не обратила внимания – тоже запьянела изрядно. Приложив руку к уху, переспросила:

– Ась?

– Зовут, говорю, как? Только не говори, что Марфа Васильевна.

– Зовут. Меня?

– Ну, не меня же!

– Марийка я… Нешто запамятовал?

– Красивое имя… да и ты ничего. Ну, ладно… давай-ка еще накатим по кружечке.

– Чего, господине?

– Выпьем еще по одной.

– Выпьем… Вижу, господине – умаялся. Ложись-ка, я тебе на ночь сказочку расскажу, как ты любишь.

Павел махнул рукой – сказочка так сказочка…

Улегся на ложе, расслабленно наблюдая, как Марийка стаскивает с него постолы… Неплохая девчонка… симпатичная… И грудь… Вот, как раз склонилась – обнять? Обнять!

Ах, какая упругая!

– Погоди, господине, я затушу лучинушку…. да платье сниму.

Ого! При таких-то словах Ремезов сразу ожил – как и любой мужчина на его месте. Вот так сказочница! Вот оно так тут поставлено-то.

Ничуть не стесняясь, девушка сбросила с себя платье, рубаху, ногой подошла к светцу… наклонилась…

– Постой! – скинув рубаху, Павел проворно вскочил на ноги. – Так вот и стой… А я тебе… спинку поглажу.

Обернувшись, Марийка улыбнулась лукаво:

– Как велишь, господине, как велишь…

Ах, какое у нее было тело! Точеное, крепкое, сильное! И большая упругая грудь… Которую Павел, обняв девушку сзади, тут же обхватил руками, принялся ласкать, мять, зажав между плацами соски, и вот уже…